И решение созрело. Благо полезных знакомств у Татьяны Анатольевны было предостаточно.
– Валентина Тихоновна, мне нужен ребенок! Мальчик. Отказной. Нет! Никаких домов малютки! Я хочу со стола, только родившегося! Так он с первых минут жизни почувствует, что я его мать!
– Если ты это сделаешь, я уйду, – очень тихо и отчетливо произнес Борис. – Ты избавилась от моего ребенка, а теперь хочешь заставить меня воспитывать чужого?
А она-то готовила сюрприз! А она-то думала, он обрадуется, оценит ее жертву, опустится на колени, будет целовать ей руки и благодарить, благодарить – как в тот день, когда она согласилась стать его женой… Нет, мужчин понять решительно невозможно! Он, конечно, оттает. Увидит малыша – и оттает. Уж она-то своего Бориску знает! Когда он ей в чем-то отказывал?
Картина была достойна кисти Леонардо – цветущая молодая женщина в небесного цвета блузке и младенец в атласном голубом конвертике, расшитом кружевами. «Ну чем не мадонна?» – Татьяна подмигнула своему отражению в зеркале и отправилась укладывать ребенка. «Веди себя хорошо, Герочка! – шепнула она ему. – Мы должны понравиться папе!»
Ребенок спал, когда Борис вернулся с работы.
– Пойдем, я вас познакомлю, – потянула за рукав жена. Он молча прошел за ней, молча постоял у детской кроватки, как-то отстраненно разглядывая малыша. Славного, красивого. Чужого. Так же молча прошел в кабинет, лишь отрицательно качнув головой в ответ на приглашение к ужину. А утром ушел. Навсегда.
Татьяна Анатольевна растворилась в новой любви – к сыну. Перфекционистка во всем, она и матерью стала превосходной. Гуляла, лечила, закаляла, занималась с ребенком по новейшим методикам.
Что с Герочкой что-то не так, стало заметно в садике. Сначала она боролась, отстаивая право сына на неординарность, объясняя его непохожесть на других и асоциальность чрезвычайно высоким уровнем интеллекта и сверходаренностью. Но в конце концов сдалась и согласилась на обследование. Диагноз был беспощаден и поверг ее в шок. К проблеме отнеслись сочувственно: сразу же предложили оформить мальчику инвалидность или поместить его в специальное учреждение. Рыдая, она позвонила Борису. Он, хоть и был к тому времени удачно женат и имел наконец-то ребенка, помочь не отказался, и Гера попал в Московскую школу-интернат для аутистов.
Пребывать в состоянии стресса и расслабляться было некогда. Нужны были деньги на лекарства, посылки, фрукты, консультации лучших специалистов, постоянные поездки к сыну. И Татьяна решила эту проблему, набрав учеников. Борис, надо отдать ему должное, тоже в стороне не остался – помогал чем мог.
Возможно, благодаря этой неустанной заботе, повзрослев, Герман мало чем отличался от обычного человека. Его трудоустраивали, бывало, на очень приличные места (парень ведь и правда неглуп!), но долго он нигде не задерживался и не задерживается – слишком конфликтен. Так и тащит его Таня до сих пор…
– В общем, она совершила материнский подвиг, – задумчиво подытожил Ашотыч.
– А где сейчас Гера?
– А Гера так и не стал ей родным. У аутистов ведь нарушены коммуникативные функции… Бесконечно скандалил, присылал ей письма с обещанием убить, всего не расскажешь. Иногда отправляет его на лечение, иногда забирает… А ей так хотелось гордиться сыном!
– Да, балет… – только и смогла произнести Наташа.
Ночью она долго не могла заснуть. Все думала об уродливой судьбе красивой женщины. И о своей. Вспоминала, как десять лет назад отец ее сына совал деньги и уговаривал избавиться от ребенка. И какой чудовищной показалась ей эта мысль. И о том захватывающем чувстве, которое зовется материнством.
Вампир
Аню с Гришей познакомили друзья. С дальним прицелом, что называется. «Дожили! – мрачно констатировала она. – Вот меня уже и сватают!» Яркая, независимая умница, хохотушка и заводила сама не заметила, как осталась к 28 одной из немногих незамужних в своем кругу. Особого впечатления Григорий на нее не произвел, но и неприязни не вызвал. Вроде спокойный, хозяйственный, своя квартира, машина – почему не попробовать? Так и начали встречаться. Через пару месяцев Аня к нему почти переселилась – к родителям только за вещами заезжала. Хозяйкой она оказалась неплохой – готовила (причем никогда не делала этого при Грише – он возвращался с работы к накрытому столу), стирала, убирала. Началась вполне налаженная полусемейная жизнь. На подруг времени уже почти не оставалось. Только в одном не могла она себе отказать – в теннисе. Там Аня отдыхала душой и телом. И сама игра очень нравилась, и компания подобралась чудесная, как раз по ней. А вот Григорию эта слабость пришлась не по нутру.
– И что, – ворчал он, – замуж выйдешь – тоже играть будешь?
– Ну конечно! – Аня удивлялась самой постановке вопроса. В секции было достаточно семейных, часто жены и мужья приносили на корт бутерброды на всю команду, приходили поболеть за свои половинки, а некоторые даже присоединялись и становились полноправными членами Tennis-Club.
– Не понял! – не унимался Гриша. – Это как же?! Мужа бросила, хвост трубой, ракетку в зубы – и побежала?!
– Я буду убегать с ракеткой только после того, как муж будет накормлен, обстиран и ублажен, – пыталась отшутиться она. – А взамен он совершенно спокойно может сходить в сауну с друзьями, попить с ними пивка, съездить на рыбалку.
– Все равно, – цедил избранник, – я такого не понимаю.
Аня вздыхала и, пробормотав что-то вроде «Будет день – будет пища», уходила заниматься своими делами.
А еще она любила устраивать праздники. По поводу и без повода. Маленькие и большие. Вот на один из таких праздников и была приглашена вся наша теннисная банда (Гриша решил продемонстрировать широту души). Готовила Аннушка отменно, но верхом ее кулинарного искусства являлась утка, запеченная с яблоками. Когда наша подруга успела все приготовить, уму непостижимо, но стол ломился от салатов, канапе, плова, нашего излюбленного мяса по-французски и, конечно, гвоздя программы – утки. Празднество прошло на ура. Только все больше мрачнел хозяин дома, когда дело дошло до столь любимых нами в молодости окололитературных и околофилософ-ских споров (помните эти полудиссидентские посиделки на советских кухнях до 3–4 утра?). Впрочем, разбор полетов на тему «мы университетов не кончали» проходил постоянно, поэтому Аня сделала вид, что все нормально, а мы радостно поддержали ее.
Часам к 11 утра к кухонному столу начали стягиваться заспанные физиономии тех, кто остался ночевать в гостеприимном доме. Аннушка, уже свеженькая и веселая, варила кофе на всю компанию. На стол были выставлены остатки вчерашнего пиршества. А утка… О, утка, простоявшая ночь в холодильнике и подернутая каким-то необыкновенным желе, образовавшимся из ее жира с яблочным соком, была просто волшебной! О чем мы и не преминули сообщить хозяйке.
– Фу, гадость! – брезгливо сморщился Гриша и сплюнул. – Ну надо же чистить как следует, когда готовишь!
Мы с недоумением уставились на него. О, ужас, о, кошмар и позор! Аня второпях забыла вырезать трахею и зоб! Крайне нежелательное упущение, конечно, но не смертельное. Она сконфузилась и извинилась. Но Григория несло! Он выражал недовольство, он возмущался. Мы недоуменно переглядывались – любой из нас уже давно перевел бы все в шутку и забыл. А Анка… Такого от нее, обычно смешливой, озорной и беззлобной, никто не ожидал. Анка с каменным лицом встала, взяла блюдо с остатками утки и выкинула в мусорное ведро. По кухне пронесся горестный стон тех, кто не успел урвать кусочка. Хозяйка вернулась за стол и до конца завтрака хранила бесстрастное выражение лица.
