К моменту окончания института рыжик превратился в записного сердцееда невероятной харизматичности, с проникновенным бархатным взглядом и удивительного тембра голосом. Если добавить ко всему вышеперечисленному легкий нрав, обезоруживающую улыбку, виртуозное владение гитарой и всеми видами клавишных, стоит ли удивляться, что он был не только гвоздем всех программ и душой любой компании, но и самым желанным женихом для одесских барышень? Сам Казанова не любил и не умел отказывать дамам, и шлейф из разбитых девичьих сердец становился все длиннее и длиннее.
На преддипломную практику Михаила отправили в Ленинакан.
– Конец спокойному сну армянских мам! – злорадствовала одна из бывших пассий.
– Вай, зарэжет нашего Мишеля горячий армянский джигит! – деланно сокрушалась другая.
– Менее чем через год ожидается прирост армянского населения почти вдвое, – имитируя дикторские интонации, ерничала третья.
– Девочки, а в Армении многоженство разрешено? Тогда точно там останется! – за деланым сарказмом многочисленных поклонниц неумело скрывалась серьезная озабоченность.
Но Мишка вернулся. Ко всеобщему удивлению, не один – с красавицей-армянкой. Лилит являла собой живое воплощение легенды о красоте восточных женщин: была высока, стройна, легка, изящна, грациозна. И очень застенчива.
– Знаешь, она такая… как олененок! – возбужденно делилась с подругой Римма. – Совершенно не похожа на прежних Мишкиных оторв! И мама с папой ее сразу как дочку приняли, и мы подружились. Смотри, какие серьги Лиля мне подарила! – и она гордо откинула с аккуратного ушка кудрявую прядь. – Они уже заявление подали, свадьба через месяц! Ее-то родители против, конечно, хотели за своего отдать, но папа сказал, что они сами съездят, все уладят.
Недоразумения с армянскими родственниками и правда были быстро улажены, сыграли веселую свадьбу, и молодые зажили дружно и счастливо, сначала в семейном общежитии, а затем и в собственной квартире. Лилит, ко всему прочему, оказалась прекрасной хозяйкой и истинной леди – интеллигентной, образованной и утонченной.
Мишкин фан-клуб побушевал, не без того. Были возмущения несправедливостью устройства бытия, были рыдания и обещания убить всех участников драмы, включая себя, были злобные «конечно, не дала, вот и побежал в ЗАГС!» и пари: сколько продержится герой девичьих грез в новом статусе, но страсти вскоре улеглись, жизнь потекла своим чередом.
Через год Лиля родила чудесного здорового мальчика и стала замечательной матерью, а по-другому она и не умела. Малыша после недолгих разногласий назвали Арсеном. Что это был за ребенок! Красивый, спокойный, смышленый, ласковый, улыбчивый и очень добрый – мечта родителей и бабушек-дедушек!
Жену Миша не просто любил – обожал. Его восхищало в ней все: внешность, изящество, кулинарные таланты, мягкость, неизбывная женственность. Сам, впрочем, тоже оказался прекрасным мужем, нежным и внимательным, и трепетным, заботливым отцом. Арсюша рос и всех вокруг только радовал: был покладистым, воспитанным, хорошо учился, со сверстниками конфликтовал мало, со взрослыми и того меньше. Что тут скажешь? Таким, наверное, и должно быть счастье.
Только вот с любвеобильностью своей Мишка так ничего и не мог поделать – через пару-тройку лет семейной жизни взялся за старое. Правда, осторожничал, следы заметал тщательно, никаких импульсивных обещаний не давал, в вечной любви не клялся, и Лиля ни о чем не догадывалась. Или только делала вид?..
Однажды Аля встретила Лилит в музыкальной школе, где преподавала сама и учился необыкновенно одаренный Арсен. Бледную, с остановившимся взглядом, плотно сжатыми губами – никогда ее такой не видела.
– Аль, где Таня, не знаешь? – не поздоровавшись, будто с трудом выговаривая слова, спросила женщина. Таня была их общей подругой и по совместительству Арсюшиным преподавателем фортепиано.
– Знаю, конечно, в учительской, пойдем! Да что с тобой, Лилечка?!
Она завела Лилю в пустой класс, принесла ей стакан воды и побежала за коллегой. Когда Аля с перепуганной насмерть Танечкой вошли, счастливейшая из женщин, каковой ее все считали, уже дала волю слезам. Немного успокоившись, полезла в сумочку, достала из нее две фотографии и молча выложила перед изумленными подругами. На обеих была она, красивая, улыбающаяся, с мужем и сыном, но… без глаз. Вместо них была пустота, дыры. Девушкам стало не по себе, несколько минут они пребывали в каком-то ступоре. Первой опомнилась Таня:
– Жуть какая-то… Средневековье. Лиля, да кто же это сделал? Кому ты помешала?
– Вот именно, средневековье! – вскинулась Лилит. – Дикость, мерзость! Как он мог?!
– Он?!
– Он, он! Думаете, я не знала, не догадывалась обо всех Мишкиных похождениях? Просто пыталась относиться к этому с пониманием, как к своеобразному хобби: одному рыбалка, другому домино, а кому-то и плотские утехи… Он же у нас творческая натура, ему разнообразие нужно, свежесть чувств, состояние влюбленности, если хотите. Я всегда знала, что он меня любит и сына обожает, что ни на кого нас не променяет, семья для него – святое, а это все так, шалости. Вековая мудрость кавказских женщин… Но сейчас! Получается, уже домой водит? И кого?! Как он мог связаться с такой тупой дрянью? Порчу она на меня навести решила! Фу, гадость! Такое ощущение, будто меня в грязи изваляли!
И зло, что было так несвойственно ей, выпалила:
– Стерва!
Мишка посыпал голову пеплом. Он каждый день приходил домой с цветами, скребся и плакал под закрытой дверью комнаты жены, клялся в вечной любви, убеждал, что жизни не мыслит без нее и Арсюши, и каялся, каялся, каялся… Каялся так искренне, что доброе Лилино сердце дрогнуло, она его простила. В семью вернулись мир и радость.
Бывшая однокурсница, несостоявшийся магистр черной магии, была окончательно вычеркнута из жизни и забыта, как и все ее предшественницы.
Некоторое время спустя в Ленинакане умерла бабушка Ли-лит, завещав дом любимой внучке.
Свою, как он говорил, гран-тещу Ануш Ованесовну Мишка иронично-восторженно именовал умом, честью и совестью армянской семьи. И был абсолютно прав: даже мужчины, вопреки устоявшимся традициям, не считали зазорным обратиться к ней за советом, ее просили посодействовать в сватовстве, приводили на душеспасительные беседы великовозрастных оболтусов-отпрысков.
И именно она, старая Ануш, немало посодействовала примирению сторон, когда послушная внучка взбунтовалась и сбежала с заезжим практикантом. Уж она-то понимала, что привлекло ее цветочек, ее ненаглядную птичку в интеллигентном остроумном одессите! «Может быть, ты, Артур, скажешь, где девочке найти достойного жениха в этом городе?!» – сурово спросила она сына. И тот сдался: ни для кого не было секретом, что Ленинакан 70-х превратился в криминальную столицу Армении и просто кишел разномастной шпаной. Шпана собиралась везде, рассаживалась – по тогдашней дворовой моде – кругами на корточках, шикарно сплевывала сквозь позолоченные фиксы, изъяснялась исключительно на местной фене и провожала дерзкими взглядами проходящих мимо девушек.
