После паузы, вызванной предерзким поведением отроковицы, стол взорвался хохотом.
– Ах ты, ехидная морда! – с любовью и гордостью посмотрела на внучку Мария Васильевна. – Это в тебе от отца.
В 15 лет Ольга, не выдержав разногласий с матерью, переселилась к бабушке. Лора бушевала. Пыталась воздействовать на строптивую дочь через школу, через инспекцию по делам несовершеннолетних и даже через психодиспансер. Не отдавала пенсию за отца, надеясь, что Мария Васильевна, не выдержав финансовых тягот, откажется от затеи. Но они выдержали.
Помимо пенсии в 70 рублей был скромный, но стабильный гонорар за «Афишу выходного дня» – художественно изложенный анонс мероприятий в клубах и домах культуры (именно на эту тему пошутила внучка в бабушкин юбилей). Да и статьи иной раз пописывала. Тем было множество. Ну например, бывший военнопленный австриец Эрнест Евгеньевич Земмеринг вырастил в теплице Тихоновского дома престарелых свой родной эдельвейс. Это же просто сенсация! Статья, между прочим, была перепечатана в «Известиях», хоть и в виде крошечной заметки, и письма Земмерингу полетели со всех концов Советского Союза. Старик радовался неугасающему интересу и щедро рассылал семена единомышленникам.
А под окнами уже семь лет строят какое-то учреждение, прямо Сизифова стройка какая-то – чем не тема для фельетона?
И Оля уже в стороне не остается: материал готовый вычитает, посоветует, как лучше фразу построить…
Так и жили.
Накануне 7 ноября внучка вернулась из школы тихая, задумчивая и какая-то просветленная. Классный час, посвященный 60-летию Октябрьской революции, который она готовила со своими подшефными, прошел на ура – даже буденновками во Дворце пионеров разжились. Но для ощущения вселенской гармонии явно чего-то не хватало. Наконец вопрос был озвучен:
– Бабушка, а что бы со всеми нами было, если бы не революция?! Как бы мы жили?
Мария Васильевна ненадолго задумалась: надо ли? Можно ли уже? И решилась. Ответ для комсомолки Оли Меклер, свято верившей в победу коммунизма к 2000 году, прозвучал несколько неожиданно:
– Что было бы? А знаешь, очень неплохо жили бы! – и преподала еще один урок нелегальной истории. Бабушке Оля верила даже больше, чем в коммунизм.
После 9 класса Ольга устроилась на каникулы нянечкой в детский сад. Уходила со слезами – уж больно привязалась к детям. Но на заработанные деньги купила плащ и модный свитер-водолазку.
– Правильно, – одобрительно закивали знакомые старушки во дворе, услышав, что Мария Васильевна ни гроша из внучкиной зарплаты не оставила на хозяйство. – Девушке одеваться нужно!
Она чувствовала, что подступает старость. И панически боялась ее, боялась слабости и невозможности себя обслужить, боялась стать обузой Оле. Карл приходил во сне часто, но за собой не звал, повторяя одно и то же:
– Нет, родная, еще рано. Ты нужна внучке.
– Но я же ее вырастила!
– Она еще дитя, – он улыбался и исчезал.
К учебе Ольга относилась традиционно – спустя рукава. Точные науки были для нее тяжелейшей повинностью, естественные выборочно уважала, а вот гуманитарные, особенно литература – это да! Это была ее стихия. Причем, в силу сказочной лени, до самых выпускных экзаменов в восьмом классе не зная толком ни одного правила, кроме, пожалуй, пресловутого «жи – ши», она была непостижимо грамотна. Вот эти врожденные грамотность и языковое чутье частенько и выручали. Так или иначе, школа была закончена с четырехбалльным аттестатом. Вопроса о выборе факультета не стояло – только филологический!
Здесь новорожденная студентка с удивлением обнаружила, что многое читанное еще в школьные годы чудесные, во время, которое должно было посвятить математике и физике, входит в университетскую программу, а кое-что и вовсе изучается уже на старших курсах, как, например, ее обожаемые Голсуорси и Фейхтвангер. И уже приготовилась было расслабиться, но споткнулась о старославянский, латынь, древне- и современный русский, оказавшийся куда сложнее, чем можно было предполагать, свободно им владея. И начался новый пятилетний штурм наук.
Внучкины однокурсницы от Марии Васильевны были в полном восторге. Она периодически удостаивалась титулов ума, чести и совести нашей эпохи, истинной леди, великосветской дамы, старой петербурженки и прочая. Дама смеялась, но было приятно. Она очень любила молодежь, и Ольгины подруги были самыми желанными гостями.
Летом Оля уезжала в стройотряд под Астрахань, зарабатывала по 300 рублей и возвращалась, считая себя богачкой. Бабушка траты контролировала, но в покупках вещей не ограничивала. Правда, журила, когда в день получения стипендии ее любимица возвращалась совершенно счастливой со стопкой новых книг: «Ты книжный алкоголик!» На самом деле «алкоголизм» этот ей нравился, как и внучкина увлеченность учебой и ее общественная активность.
Получив диплом, Ольга пошла в школу и со всей силою страсти отдалась работе. Учеников она обожала, постоянно изыскивая новые формы, пытаясь применить новомодные методы Шаталова и Ильина, проводя с детьми выходные и часы после уроков, готовя с ними спектакли, конкурсы и викторины, выезжая на природу. И они платили ей взаимностью.
Мария радовалась глядя на внучку, но ощущала, что уже не просто стареет – дряхлеет.
– Карли, Карли, почему ты не зовешь меня с собой?!
– Время не пришло, Чижик.
– Я уже отдала ей все, что могла. Оля успешный учитель, дети ее любят…
– Как я? – улыбнулся он.
– Наверное. Гены. Я становлюсь для нее обузой. Забери, я так тоскую по тебе!
– Рано…
Ольгу сманили в мединститут, преподавать русский как иностранный. И она решилась. Начались новые поиски, появились новые друзья и увлечения, а главное – команда КВН. И снова Мария Васильевна радовалась, глядя, как горят внучкины глаза, когда она говорит о работе, о том, как идет подготовка к очередной игре… Только все тяжелее и тяжелее становилось жить.
Она споткнулась о шнур от электрогрелки, упала, и невыносимая боль пронзила, как показалось, все тело.
– Перелом шейки бедра, – сообщила зареванная Ольга на кафедре.
– Оля, молись, чтобы Бог поскорее забрал бабушку.
– Александр Ашотович, да вы что? Как вы можете?
– Это то, что сделал я, когда подобное произошло с мамой. Молись. Для вас обеих это станет мукой.
Они и промучились, долгих три месяца. Мария Васильевна – от сильнейших болей и осознания собственной беспомощности, оттого, что настигло ее именно то, чего она так боялась. Ольга – от непосильной ноши, от невозможности обеспечить такой уход, какой нужно и какого ее лучшая в мире бабушка заслуживает.
Это был не сон, а какое-то тяжелое полузабытье, и она вдруг увидела Евдокию. Вспомнилось детство и тот разговор перед сном. Почему-то нахлынула обида.
– Ты меня обманула, да? Ты ведь обещала, что мы проживем тридцать лет и три года, а мы прожили меньше двадцати пяти.
