– Здравствуйте, а Лора дома? – на пороге стоял незнакомый мальчик. Высокий, красивый, интеллигентной наружности.
– Дома, проходите, пожалуйста!
Наверное, новый ухажер. Хорош!
– Меня зовут Лева, Лев Меклер. Мы с Лорой договорились позаниматься математикой.
– Очень приятно, а я Мария Васильевна, ее мама. И очень рада, что вы будете заниматься. Выпьете чаю?
– Нет, спасибо, – смутился юноша.
Лева оказался замечательным парнем, а занятия с ним весьма эффективными. Чего греха таить, желание подтянуть черноокую красавицу было продиктовано отнюдь не чувством комсомольского долга, а сумасшедшей влюбленностью. Лора, кажется впервые, снизошла до взаимности. Родители радовались, и не столько результативности уроков репетитора-добровольца, сколько самим этим отношениям. Лев блестяще учился, писал стихи, мечтал стать инженером-металлургом, как и его отец, трепетно относился к их дочери и, наконец, происходил из очень хорошей, большой и дружной семьи.
Меклеры, в отличие от большинства жителей Джезказгана, репрессированы не были и в Казахстан попали по заданию партии – главу семьи Израиля Герцевича, грамотного специалиста и хорошего организатора, направили сюда поднимать республиканский металлургический гигант. Жена его Зинаида Алексеевна, добрейшая и порядочнейшая женщина, умница и хлебосольная хозяйка-хлопотунья, закончив институт и выйдя замуж, положила диплом на полку, родила Изе четверых детей (двоих мальчиков и двух девочек) и полностью растворилась в семье. В конце концов, она была дочерью православного священника и в некотором роде, при всей своей просвещенности, разделяла взгляды авторов «Домостроя» на роль женщины как хранительницы очага. Они с удовольствием поддерживали пристрастия друг друга. Зиночка (а Израиль Герцевич иначе к жене никогда не обращался) обожала животных, и муж не возражал против мяукающих и лающих обитателей дома. Правда, козленка, купленного супругой в порыве умиления и запрыгнувшего на него во время послеобеденного сна, потребовал удалить немедленно. Сам глава семьи был страстным библиофилом, и каждую новую принесенную им книгу Зина с интересом прочитывала, а затем обсуждала с мужем. Дети, конечно же, жизни без книг тоже не представляли.
Избранницу сына приняли и полюбили, восхищаясь ее яркой внешностью и аристократизмом. Увидев киноафишу с изображением красавицы-актрисы, Зинаида Алексеевна восклицала в восхищении: «Как наша Лора!» Несмотря на частые ссоры юной пары, между родителями с обеих сторон сложились добрые отношения, наполненные искренней симпатией и уважением.
Глава шестая. Где-где? В Караганде
На крыше дурным голосом орала кошка Катька, небезосновательно считавшая себя первой красавицей окрестностей, и назойливые ухажеры вторили ей, сей факт подтверждая. Внизу, в доме, Карл ходил из угла в угол, прижимая к груди брошенного страстной мамашей обиженно пищащего котенка. Ни мать, ни дитя униматься не собирались.
– Проститутка! – в сердцах выругался он (благо, никто не слышал). – Ребенок голодный, холодный, плачет, а она там свою похоть неуемную удовлетворяет!
Хлопнула входная дверь – с рынка вернулась жена.
– Марийка, ну наконец-то! Молока принесла? Давай скорее, а то Тиша уже совсем оголодал. Да ты плачешь! Господи, что случилось? У тебя украли кошелек? Ну не плачь, родная, это такие мелочи!
А она стояла в прихожей, не в силах ответить, сотрясаясь от рыданий. Наконец выдавила:
– Н-н-н-н… н-н-нет-т-т, к-кош-шелек на месте. Карл, Карли, он умер!
– Да кто умер? Кто? – он не на шутку встревожился.
– Сталин умер…
– Так что ж ты так убиваешься?!
– Ты не понимаешь?! Он умер, а о нас так и не вспомнил!
– Чижик, Чижик, глупенькая, это ты не понимаешь: в том-то и дело, что он о нас никогда не забывал… – и муж пошел кормить Тишку.
А в ушах звучал торжественно-трагический голос Левита-на и многоголосый плач собравшейся под репродуктором толпы.
Она не понимала, правда, не понимала. Все эти годы свято верила в мудрость и величие отца народов. Сначала думала, что рябой продолжатель дела Ленина не ведает, что творят его подручные, потом ее убедили, что ведает, но, наверное, руки не доходят навести порядок: война, восстановление страны из разрухи… А указ 1948 года о вечном поселении наверняка был необходимостью, продиктованной временем. Вот-вот, совсем скоро вспомнит, и все вернется на круги своя. А он так и не вспомнил… На смену надежде пришли гнев и разочарование, и откуда-то изнутри, из груди, темной мохнатой глыбой поднималась ненависть.
А Катька продолжала оглашать округу страстными воплями. Оно и неудивительно – весна, март. Март 1953 года.
И лишь в конце 1955 лед тронулся – немцы были сняты с поселенческого учета, отпала унизительная необходимость раз в месяц отмечаться в комендатуре. Более того, они получили право переезжать в другие районы страны. Правда, с оговоркой: речь не шла о возвращении конфискованного при переселении имущества или об их возвращении в места, откуда они были выселены.
Но чудо все же произошло – им разрешили вернуться в профессию! Сначала внештатниками, потом полноправными сотрудниками газеты.
С каким же упоением Мария снова проводила интервью, писала судебные репортажи и очерки! Стыдливое указание печататься под псевдонимом ее не смущало – не привыкать! Сколько раз в «Волжской коммуне» приходилось подписываться как М. Петрова! На сей раз фамилия была выбрана более аристократичная – М. Гран.
Беседа с мастером медного комбината не клеилась: Иван Петрович артачился и интервью давать не хотел. Он был человеком серьезным и к корреспонденту в штапельном платье отнесся с недоверием:
– Да разве женщина может быть журналистом? Вы же и писать, поди, толком не умеете, только о цветочках да о любви. Хороший журналист – это всегда мужчина! Вот вы читали, как Михаил Гран пишет? Это я понимаю! Не оторвешься! Как Конан Дойл! С ним бы я поговорил!
– Хм… Приятно слышать, – она хитро улыбнулась.
– Что приятного-то?
– А если я скажу, что М. Гран – это я?
– Как это – вы?! Михаил – мужское имя!
– А почему вы решили, что именно Михаил? Может, Мария? Мария Гран. Это мой псевдоним.
– Врете вы все! – насупился заслуженный работяга. – Ну ладно… расскажете что-нибудь интересное, о чем еще не писали?
– Обязательно расскажу, но сначала задам несколько вопросов вам.
Тот случай рассмешил ее, но и порадовал: есть еще порох в пороховницах, жива старая гвардия!
Карл стал внештатником центральной газеты советских немцев «Neues Leben» и, видимо, был оценен по достоинству – вскоре его сделали специальным корреспондентом, а еще через пару лет предложили переехать в Караганду.
Они получили роскошную двухкомнатную квартиру с балконом, трехметровой высоты потолком и лепными розетками под люстры, прямо над Домом пионеров, расположенную в самом центре города, на улице с красивым и интригующим названием – Дворцовый проезд, впрочем, вполне обоснованным: улица начиналась за Дворцом культуры горняков.
