Отчитавшись перед окрыленной надеждами Людмилой Сергеевной, она попыталась было выкинуть эту затею из головы, но уже через несколько дней на электронную почту стали приходить предложения о знакомствах. Недоверчиво просматривая первые анкеты, Римма была приятно удивлена: все они, как на подбор, выглядели заманчивыми и интересными. С фотографий смотрели привлекательные молодые люди, которые казались симпатичными не только внешне, но и по человеческим качествам. Похоже, мама и тут права – агентство отлично знало свое дело и готово было отработать подарочный сертификат на все сто.
Читая сопроводительные письма, Римма решительно не находила, к чему бы придраться: все кандидаты были образованны, самостоятельны, без обременений в виде бывших жен и детей, имели движимость и недвижимость в достаточном количестве, чтобы не заподозрить их в желании поживиться за счет только что окончившей университет молодой москвички на старте карьеры.
Проштудировав с десяток анкет, Римма, к удивлению и явному неудовольствию мамы (та ведь твердо рассчитывала на зятя-итальянца!), остановила свой выбор на тридцатипятилетнем шведе по имени Олаф. Он работал инженером на предприятии по переработке древесины, имел красивый и уютный собственный дом, занимался спортом, вел здоровый образ жизни и тоже, как и она, был страстным фотографом-любителем. Написав ему, Римма почти сразу же получила ответ, в котором Олаф сдержанно и тактично восхищался ее внешностью и знанием английского языка.
Завязалась теплая дружеская переписка. Несколько месяцев они общались по электронной почте, обмениваясь собственноручно сделанными фотографиями и болтая обо всем на свете: о погоде, работе, хобби, о любимых фильмах и книгах. За это время Римма полностью втянулась в почти ежедневный обмен записочками и длинными письмами и поняла, что не прочь познакомиться с Олафом поближе. Идея превратить виртуальное знакомство в реальное исходила от Олафа, и Римме такой подход показался вполне разумным. Когда наступила весна, они дважды встретились в выходные на нейтральной территории – в Санкт-Петербурге. Римма приехала на утреннем субботнем «Сапсане», а Олаф встретил ее на Московском вокзале (он сам прилетел еще в пятницу вечером). Была середина апреля, и Петербург, в отличие от Москвы, едва-едва начал просыпаться от зимней спячки. Но снега в центре уже не осталось, погода тоже не подвела – пасмурное серое небо за два дня так и не разразилось дождем, – и они чудесно провели время, гуляя по городу и фотографируя.
Олаф выглядел, как хрестоматийный скандинав: высокий, широкоплечий, с большими ручищами, со светло-серыми, словно прозрачными, глазами. Довершал образ могучего северянина белоснежный шерстяной свитер крупной домашней вязки, выглядывавший из-под куртки-ветровки. Но, несмотря на такую брутальную внешность, в общении он был мил и внимателен, не напыщен, смешно шутил и с видимым интересом слушал все, что рассказывала ему Римма.
В первую встречу, когда они еще только присматривались друг к другу, программа вышла довольно стандартной: прогулка по Невскому до Эрмитажа, билеты в который практичный Олаф купил по интернету заранее, обед в панорамном ресторане с видом на Исаакиевский собор и вечер в джаз-клубе. На следующий день Олаф хотел съездить в Выборг, его семью что-то связывало с этим городом еще до большевистского переворота, но Римма не рассчитала время, добираясь от гостиницы на Финляндский вокзал, и они опоздали на поезд. Следующая электричка была только через несколько часов, и поездку пришлось отменить, поэтому они целый день просто гуляли по Питеру, вновь разговаривали и фотографировали, фотографировали и разговаривали. Олаф был обаятелен и вежлив, с ухаживаниями не напирал, и домой в Москву Римма уехала совсем окрыленная новым знакомством.
Вернувшись, она простодушно рассказала маме об Олафе, не скрывая, что тот ей очень понравился. Людмила Сергеевна старалась не показывать своего неудовольствия, но по-прежнему не была готова расстаться с идеей, что ее дочь выйдет замуж за итальянца. Она стала предпринимать довольно неуклюжие попытки «открыть глаза» Римме на «этих сомнительных северян»: подсовывала детективы и триллеры про маньяков-убийц, зачитывала вслух и порывалась вместе обсудить статьи про статистику алкоголизма, самоубийств и депрессивных расстройств в Скандинавских странах. Римма только посмеивалась про себя и мягко переводила разговор на другие темы, чтобы не обижать маму. Она всерьез увлеклась Олафом, и он тоже демонстрировал неподдельный интерес к ней.
Второй раз они встретились через месяц, и снова в Санкт-Петербурге. Значительно потеплело, буйно цвели яблони и вишни, распускалась сирень, тюльпаны, высаженные на клумбах стрелки Васильевского острова, складывались в прихотливые красно-розово-желтые узоры и так и просились в объектив. Белые ночи и разведенные мосты над Невой совсем вскружили Римме голову. Стоя на пляже Петропавловской крепости и любуясь тонким абрисом роскошных особняков на Дворцовой набережной напротив, она куталась в тот самый белоснежный свитер, заботливо накинутый ей на плечи, и чувствовала, что настало время для волнующих перемен. Вернувшись домой, Римма мысленно уже начала готовиться к переезду в Европу и записалась на курсы автовождения. В России водительские права ей не были особенно нужны, на покупку машины Римма пока не заработала – но жизнь за границей без автомобиля казалась невозможной.
Чтобы их встречи не приобрели монотонность, Олаф пригласил ее приехать в июне к нему в Швецию в гости. Он сам купил билеты в мини-круиз по Балтийскому морю, и Римма, внутренне обмирая душой, вновь приехала в Санкт-Петербург, чтобы отправиться в свое первое в жизни заграничное путешествие вместе с мужчиной, в которого уже была влюблена.
Олаф жил в собственном доме, в небольшом городке Эскильстуна в сотне километров от Стокгольма, куда их сначала привез паром, и где они провели первые три дня, чтобы Римма познакомилась со шведской столицей и пополнила свою богатую фотоколлекцию новыми снимками. Город живо напомнил Римме Санкт-Петербург: много холодной серой воды и низкого неба, тонкие шпили, массивные купола и бесконечные гранитные набережные. Эскильстуна оказалась куда как живее и проще; в этом тихом, зеленом, очень спокойном и дружелюбном городке ей понравилось все. С погодой в целом повезло, и они целыми днями гуляли в городе и по окрестностях. Помимо фотографии, у Олафа были типично скандинавские увлечения: он рыбачил, плавал на каноэ по озерам и состоял в местном аэроклубе – летал на собственном планере. О своих интересах он не только рассказывал Римме, но и старательно их демонстрировал. Они посетили летний ангар, где расхрабрившаяся Римма забралась в крохотную кабину длиннокрылого самолетика-игрушки и в награду за смелость получила несколько отличных снимков и собственных фото для соцсетей; побывали и на базе проката каноэ на местном озере, и на выставке снаряжения для рыбной ловли. Тратить время на разглядывание мормышек и спиннингов Римме не особо хотелось, но она не жаловалась: все равно день выдался ветреный и дождливый, а в выставочном павильоне было тепло и сухо.
С такой же основательностью Олаф знакомил ее с устройством собственного дома: вот газовый котел в подвале, вот такая кухонная техника, вот сякая, вот оборудованный по последним стандартам новенький домашний кинотеатр. Римме подобная педантичность казалась непривычной, но она списывала ее на особенности местного менталитета – ну, швед же, что с него взять? Зато сам факт подробных объяснений был весьма приятен, ведь он говорил о том, что Олаф хочет, чтобы она поселилась здесь, что он видит в ней будущую хозяйку этого дома.
