Помимо ворчливости, было и другое, более значимое, сходство между царём морским и его дочерью. Всякий раз, когда он радовался, даже в обществе своих дочерей, его счастье омрачала печаль, навеки повисшая над ним после смерти его жены.
Всякий раз, когда Ариэль в её новой жизни- представлялась возможность ненадолго выдохнуть, облегчение, которое она при этом испытывала, омрачалось печалью и чувством вины из-за смерти отца.
Так она и правила – твёрдой рукой, весьма достойно, но в молчании и глубокой печали.
Прочистив горло (это был один из немногих звуков, которые она всё ещё могла издавать), девушка наклонилась вперёд, чтобы поделиться с крабом своими соображениями, как вдруг к ним подплыл Флаундер.
Её старый друг подрос и раздобрел с момента их первого путешествия на поверхность, совершённого ими несколько лет назад. На шее у него висел медальон, демонстрировавший его чин; печатка в виде трезубца означала, что её обладатель относится к высшим царским кругам. Но, в отличие от очаровательных маленьких рыб-подручных и слуг – морских коньков, он, попав в луч света, не выпячивал свою грудь колесом и не передвигался вразвалку, чтобы золотой диск бросался в глаза окружающим особенно сильно. Несмотря на прожитые годы и накопленный опыт, он остался всё тем же располагающим к себе и прочно держащимся за дно морское Флаундером.
– Ваше величество!
Проигнорировав краба, он устремился к царице и отвесил низкий поклон – согласно этикету, так было положено делать каждому подданному, но Ариэль обычно старалась останавливать подобные почести, во всяком случае, если перед ней склонялся он или Себастьян.
Кивком головы Ариэль предложила другу перейти к сути.
– Я только что услышал странную – весьма и весьма странную – новость от камбалы, которая услышала её от черепахи, которая услышала её от дельфина... Постой, я не уверен, что камбала узнала об этом от черепахи. Должно быть, между ними был ещё кто-то. Возможно, голубая рыба? – Он почувствовал нетерпение, охватившее девушку, ещё до того, как она его выказала, и потому продолжил: – На поверхности одна чайка заявляет, что у неё есть новость только для твоих ушей.
Глаза Ариэль удивлённо округлились.
Она осторожно показала на языке жестов имя, буква за буквой:
– Это Скаттл?
– Нет, ваше величество, – ответил Флаундер, стараясь скрыть собственное разочарование. – Было сложно установить личность, опрашивая... всех задействованных в передаче сообщения, но я полагаю, эта чайка моложе, к тому же она леди.
Девушка вся так и сникла. От чаек никакого толка. Скаттл был редким исключением. Да, он отличался рассеянностью, но обладал добрым сердцем. Имел склонность к преувеличениям, но был настоящим другом. Встретиться с ней должен был именно он! В течение нескольких лет с того самого дня, когда она потеряла отца, Ариэль пыталась вернуться на сушу, чтобы увидеть Эрика вновь и одолеть Урсулу. Но коварная морская ведьма стала принцессой-человеком и, воспользовавшись властью, источником которой было её новое положение, а не магия, расставила королевских стражников вдоль всего побережья, дав следующее официальное объяснение такой необходимости: на случай нападения вражеского королевства или нашествия пиратов. В некоторых местах, ближе к замку, стражники несли свой пост, стоя по щиколотки в воде. При помощи Скаттла морская царица пыталась обойти бдительных слуг, проскочив мимо них, пока чайка устраивала переполох в качестве отвлекающего манёвра. Но этого было недостаточно, чтобы заставить потерять бдительность мужчин, не спускавших глаз с морской пены и готовых засечь любую необычную девушку с волосами сверхъестественного рыжего цвета в ту же секунду, как она задумает показаться над водой. Некоторое время спустя, после многочисленных уговоров со стороны Себастьяна и сестёр, Ариэль сдалась и решила вернуться к подводной жизни навсегда. Самое меньшее, что она могла сделать, чтобы почтить память своего отца, – посвятить себя выполнению царских обязанностей. Она поклялась навеки забыть Мир Суши. Включая Скаттла, ведь он был его частью.
– И всё же... Это чайка. Разве это не означает, что Скаттл тоже должен как-то в этом участвовать? – продолжил Флаундер, пытаясь её приободрить. – Было бы весьма и весьма чудно, если бы какая-то случайная чайка прибыла, чтобы поговорить с тобой. Но я не перепроверял первоисточник истории. Мне не хотелось нарушать твой запрет, наложенный на посещение поверхности.
Ариэль задумчиво взмахнула хвостом.
– Не смей даже думать об этом, – проворчал Себастьян. – Я знаю, о чём ты сейчас размышляешь. Это всего лишь глупая птица. Выкиньте эту затею из своей головы, юная леди.
Девушка приподняла бровь, не веря своим ушам. Юная леди? За годы, которые прошли с момента её битвы с морской ведьмой, она повзрослела. Не так разительно, но всё же гораздо сильнее, чем полагается волшебному существу, которое по своей природе близко к бессмертию. Что-то навсегда изменилось в её взгляде – он стал глубже, мудрее, и теперь в нём читалась усталость, чего нельзя было сказать о нём, когда она была юной русалочкой, никогда не посещавшей сушу. Её щёки уже не были такими пухленькими, как прежде, черты её лица заострились. Иногда Ариэль задумывалась о том, похожа ли она на мать... Её собственные воспоминания являлись ненадёжным свидетельством, а единственным зримым отображением внешности прежней царицы была статуя, запечатлевшая женщину и её царственного супруга в танце. Но она была целиком и полностью бледно-молочного мраморного цвета, без каких-либо красок. В ней не было жизни.
Волосы Ариэль больше не струились свободно по воде, как было прежде; служанки и крабы-парикмахеры заплетали их в косы и аккуратно укладывали. Ни одна прядь причёски, отвечавшей официальному стилю, не выбивалась из-под великолепной золотой короны, обруч которой обвивал виски девушки, – она носила её на манер богов. Небольшие серьги из золота и аквамаринов царственно сверкали, но не звенели. Они выглядели весьма элегантно и сдержанно, соответствуя занимаемому их обладательницей высокому положению. Единственным реверансом в сторону юности было золотое колечко в верхней части её левого уха.
«Юная леди», вот уж действительно.
Ей даже не пришлось использовать язык жестов, чтобы Себастьян понял то, что она хотела сказать: «Ты больше не можешь говорить со мной в таком тоне, дружочек. Я теперь царица».
Раздражённо вздохнув, краб по-стариковски пробурчал:
– Прошу прощения, моё поведение было неуместным. Но что я могу поделать? Когда ты отправляешься туда, ничего хорошего из этого не выходит... Это мы уже проходили. Я просто... Просто не хочу, чтобы тебе вновь причинили боль. Не хочу видеть твоё разочарование.
Улыбка промелькнула на лице Ариэль. Она осторожно похлопала старого друга по панцирю, показывая таким образом, что ценит его заботу о ней. Порой было так просто забыть, что поведение Себастьяна чаще всего является показным. В глубине души краб искренне печётся о том, что (как он считает) является интересами русалочки.
