Нико ещё раз откусил яблоко.
– Опять вы за своё? – фыркнул он.
– Он профессионал, Нико. Иначе мы бы не согласились.
Мама погладила сына по щеке. Нико почувствовал нежное прикосновение её пальцев.
– Это не навсегда, – сказала она. – Вот увидишь, тебе станет лучше.
Нико посмотрел на маму. Один глаз опух, а под тональным кремом виднелись фиолетовые синяки.
– Ну да, конечно, – пробормотал он.
– Значит, договорились? – спросил папа.
Нико не ответил.
– Нико?
«Закрой глаза. Считай до десяти».
«Один, два, три…»
– Тебе станет лучше, – повторила мама.
«…четыре… пять…»
– Нико…
«…шесть…»
– Нико.
«…семь…»
– Ты меня слышишь, Нико?
«…восемь…»
– Да, мама, я тебя слышу, – Нико посмотрел на неё. – Я тебя слышу. Хорошо.
– Молодец, Нико. – Мама улыбнулась и вздохнула. – Молодец, мой Нико.
«…девять…»
28
В тот день Нико отвёз Клаудию в церквушку за городом. Ей очень нравилось это место. Она говорила, что здесь со всем примиряешься.
Нико так не думал. Обычная церковь, маленькая, деревенская. Но она стояла на вершине холма, и к ней нужно было подниматься по одинокой тропинке. А ещё тут была красивая балюстрада. Подростки приходили сюда целоваться и говорить особенные вещи, которые приходили в голову, только когда ты здесь.
Клаудия снова надела своё солнечное платье с лимонами, которое сводило Нико с ума. Она сидела на парапете, и платье развевалось на ветру.
Нико с улыбкой смотрел на неё и думал о подарке, который ждал своего часа в рюкзаке. До дня рождения Клаудии оставалось шесть дней. Но на празднике будет людно и шумно. Нико хотел устроить особый праздник, только для них двоих вдалеке от всех. Как тогда на пристани, на той скамейке на краю земли.
Нико думал об этом, когда спросил у Клаудии, что ей подарить. Он нашёл особенную вещь – только для Клаудии и Нико, для Клаудии и Трамонтаны. Пусть это был всего лишь чехол для телефона, но он нарисовал на нём море, солнце, пристань, скамейку. В этот рисунок он вложил даже шелест ветра над волнами. Это было последнее, что Нико изобразил на стене в своей комнате. Папа избавился от рисунка ещё до того, как Нико закончил его. Идиот-маляр вошёл в комнату, когда Нико ещё держал в руках маркер. Он расстелил целлофан и начал закрашивать рисунок. Нико сжал кулаки. В тот момент ему захотелось ударить маляра. Но потом он посмотрел в его пустые глаза, которые следили за кистью и даже не видели, что закрашивали. Ему стало жаль этого человека. Он разжал кулаки и дождался, пока тот закончит свою работу.
– Эй, Нико, что с тобой? О чём задумался?
Клаудия улыбалась, жмурясь от солнца. Нико посмотрел на её платье и ноги.
– Ни о чём, – ответил он.
– Ну да, конечно.
– Правда… я думал о том, как тебе повезло со мной.
– Ну и дурак.
– Я серьёзно, где ты ещё найдёшь такого? Злобного, чокнутого…
– Может, смогу заказать по интернету? – улыбнулась Клаудия. Она спрыгнула с парапета и взяла Нико за руки. – Рассказывай, – велела она. Её глаза казались прозрачными, как небо, как она сама.
– О чём? – спросил Нико, бросив взгляд на лес. – Я ни о чём не думаю.
– Я серьёзно, Нико. Что случилось? Что-то не так?
Лес был тёмным. Мрачно-зелёным.
– Нет. Просто у меня болит рука, когда я её сгибаю.
– Не хочу слышать о руке, Нико.
Тёмный, мрачно-зелёный лес.
– Я знаю, что ты хочешь услышать.
– Ну и?
Тишина. Солнце скрылось за горизонтом. Оно попыталось вырваться из клубка деревьев, подняться выше, пробраться сквозь ветки, но лес был слишком густым.
Нико повернулся к Клаудии и улыбнулся.
– Закрой глаза.
– Зачем?
– Закрой глаза.
– Что ты хочешь сделать?
– Закрой.
Клаудия закрыла глаза. Нико достал из рюкзака пакет.
– Держи.
– Ого. Что это?
– С днём рождения.
Клаудия улыбнулась. Солнце победило тени.
– Ну давай, открывай.
– Но ведь мой день рождения в воскресенье.
– Я знаю, но хочу, чтобы ты открыла подарок сейчас, пока я рядом.
Клаудия осторожно взяла пакет, словно там лежало что-то хрупкое и ценное. Нико так любил эти руки. Её пальцы словно ласкали ленту вокруг подарка. Они будто касались сердца Нико.
– Тебе нравится?
– Нико… как красиво.
– Это всего лишь чехол, но я сам его сделал. То есть чехол я купил, но разрисовал его сам.
Нико обнял Клаудию.
– Узнаёшь? – спросил он, показав на скамейку, которую нарисовал. Над морем дул холодный северный ветер – трамонтана, и брызги казались фейерверком. На той скамейке сидели они, Нико и Клаудия.
Клаудия улыбнулась. Она закрыла глаза и поцеловала Нико.
– Я люблю тебя, Трамонтана.
«Я тоже тебя люблю», – подумал Нико. Но вслух он сказал другое:
– Пообещай мне, что так будет всегда. Я и ты. Нико и Клаудия. Клаудия и Трамонтана.
Клаудия рассмеялась. Она обвела пальцами чёрно-белые линии на рисунке, который выглядел таким живым, словно это была фотография.
– Хорошо, – согласилась она. – Но ты тоже должен кое-что пообещать мне. – Клаудия посмотрела на Нико так серьёзно, что он почувствовал, как над ним сгустились тени. Ветер стих, фейерверк угас. – Пообещай, что ты попробуешь.
– Попробую что? – переспросил Нико.
– Ты знаешь что, – ответила Клаудия.
Солнце снова исчезло. За мрачным лесом, тёмным как шрам, как рана с запёкшейся кровью.
– Хорошо, – вздохнул Нико.
Рана с запёкшейся кровью.
И солнце, которого больше не было.
29
Нико согласился на это только ради Клаудии, из-за обещания, которое он дал тогда в церквушке.
Пойти к психотерапевту. Но зачем??
Отец привёз его за пятнадцать минут до сеанса.
– Мне пойти с тобой? – спросил он, заглушив двигатель.
– Что? Нет, не нужно.
– Почему?
– Мне же не пять лет.
