Но если с работой, которая так нужна была Кире, я мог что-нибудь придумать и облегчить для нас задачу, то впереди были еще опасные преграды. Моя семья, для начала. Друзья, точнее только один друг. Егор будет удивлен, но быстро смирится с моим решением. Лишь бы не стал донимать Киру, иначе я могу стать настоящим ревнивцем.
С родителями обстояло сложнее. Убедить мать то же самое, что свернуть горы. На словах можно, но на деле нет. Она возненавидит мой выбор. Всегда ненавидела, когда я шел наперекор ей. Ее воли. Сильная, несгибаемая женщина, она не принимала отказа. Да и сейчас неустанно трудилась, чтобы вернуть меня в семью.
Отец усмехнется, но не задаст вопросов. Для него я давно отработанный материал. Безнадежный. Сомнительный выбор, странный сын, с психическими отклонениями. Когда я принял решение порвать с семейным бизнесом, не противился и даже помог на первых порах. Вложенные деньги в бизнес быстро вернулись, сделав меня независимым от фамилии Троицких.
С сестрами было чуток проще. София будет каждый раз возмущаться, отворачивать носик и отказываться признавать мой выбор, но и мешать не станет. А Сара? Думаю, она будет счастлива. Хоть кто-то был на моей стороне.
Хоть кто-то…
Глава 19. Расставание
– Гер, у нас проблемы, – в кабинет влетел Егор.
Запыхавшийся, с расширенными зрачками. Впервые видел его таким. А причину его страха я уже знал.
Пять минут назад мне позвонила Сара. Неожиданно, для меня. С учетом разницы во времени и ее любимым образом жизни, в основном ночным, я был поражен услышать голос сестры так рано утром. Но вместо привычных шуток или затейливых историй о той жизни, от которой я отказался, я услышал испуганный голос сестры.
– Братик, что же ты там натворил? – первые слова вместо приветствия.
Я рассеяно уставился в дальний угол кабинета.
– Не помню, чтобы нарушал закон, – честно признался я.
Сара, однако, горько усмехнулась.
– Наша мама улетела ночным рейсом, так что жди ее, – тут же выдала сестра.
И когда мать только успела все прознать? Я намеревался переговорить с семьей. Даже не страшился очередного перелета, лишь бы сделать это на их территории, откуда мог легко сбежать. Здесь же, у себя дома или на работе, было опасно обсуждать личную жизнь, пока я сам не разобрался в ней.
– Желаю удачи, – тихо добавила Сара, возвращая меня в реальность. – И надеюсь, эта девушка стоит того.
Да, Сара, она стоила того, чтобы повоевать с нашей матерью.
Она не стала ждать моего ответа. А я признался бы ей. Сразу сказал бы, что Кира достойна даже большего. Но на объяснения с сестрой у меня еще будет время. А вот к встрече с матерью я должен был приготовиться.
Запыхавшийся Егор подскочил к окну, проигнорировав мою спокойную реакцию на вторжение.
– Черт, она уже здесь! – прошипел он и одернул жалюзи.
Прошелся по кабинету, заламывая руки.
– Давай, я ее перехвачу, а ты сбежишь? В прошлый раз, на вашем семейном съезде получилось же, – предложил друг.
Я же покачал головой.
– Не переживай, – губы изогнулись в кривой усмешке.
– Ты меня пугаешь, – хохотнул друг, всматриваясь в мое лицо. – Твоя мать меня пугает. Да вся твоя семейка чего только стоит. Ну, кроме Сары. Она ангел.
– Даже не думай приставать к моей сестре, – тут же перебил друга.
В ответ получил косой взгляд.
– Все из-за Киры? – чуть тише произнес Егор.
Но я не успел ему ответить. Дверь вновь распахнулась.
Мать стояла на пороге. Бледное лицо, строгий макияж. Брючный костюм. Увешанная бриллиантами, она все же знала границу дорогой роскоши.
Переступила порог, за ее спиной суетилась взволнованная секретарь.
– Оставь нас, – спокойно произнес я Егору, и тот, кивнув, выскочил за дверь. – Доброе утро, мама.
Она проигнорировала меня. Сделала несколько шагов, бегло оглядела кабинет. Наморщилась так, словно учуяла отвратительный запах. Садиться не торопилась, продолжая стоять посреди комнаты. Я остался на своем месте. Чем дальше от этой властной и явно разгневанной женщины, тем безопаснее для нас двоих.
– Кто она? – поинтересовалась мать, переведя свой взгляд на меня.
Нахмуренная, свела брови. На лице пролегли морщины.
– О ком ты? – глупым прикидываться не умел, но хотел услышать от нее причину визита.
– Эта пигалица, – прошипела она, скрестив руки на груди. – Грязная девчонка, которая умудрилась захомутать моего сына.
– Твоего? – изумленно уставился на мать.
Однако она проигнорировала меня вновь.
– Кто она такая? – возмутилась, плотно поджав губы. – Я так старалась для тебя, оберегала от проблем. Следила за твоим здоровьем, а ты так поступаешь со мной. С нашей семьей? Думаешь, я приму твой выбор? Нет, ни за что и никогда!
Вот и подтверждения моим опасениям. Но так ли волновало одобрение семьи? Главное, как относилась ко мне Кира.
– Кто рассказал?
Мать фыркнула. Отвернулась, прошествовала мимо.
– Думаешь, я смирилась как отец? Отпустила тебя в свободное плаванье? Да я ни за что не поверю, что ты стабилен, – прошипела и уставилась на прикрытое окно. – Ты болен, Герман. Ничего не изменилось, лишь затишье. Но как думаешь, сколько потребуется времени, чтобы болезнь вернулась? Какого толчка ты ждешь, чтобы тебе опять загреметь в больницу? Я думаю, ты должен возобновить встречи с психотерапевтом.
Несгибаемая, упрямая мать всегда верила врачам. Всем, кто говорил, как тяжело я болен. Врачи, больницы, консультации, таблетки. Через что я прошел в детстве? Сломлен, разбит, потерян. Забившийся в укромный уголок собственного мира, я пошел наперекор родным. Но меня до сих пор не воспринимали всерьез. Болен? Да, для нее я был болен. Но для себя оставался прежним. Спокойный, рассудительный, точно знающий, к чему стремился и чего желал получить. И это никак не очередной выговор или порция нравоучений. Пора прекращать спектакль.
– Кто рассказал? – повторил свой вопрос, нарушая повисшую между нами тишину.
– Я всегда присматривала за тобой, – огрызнулась мать.
Ее лицо исказилось от гнева. Она развернулась на тонких каблуках, оставляя след на полу.
– Кто? – вот теперь я закипал.
А матери не стоит знать, каким я могу быть.
– Людмила, – она все же испугалась.
Ее броня под названием «Стальная леди» рухнула. На бледном лице пролегли глубокие морщины. Рот открыт от удивления, тяжелое дыхание. Руки дрожат, но она продолжает ими прикрываться. Будто эта хрупкая защита убережет ее от моего гнева.
