Я хмыкаю, вспоминая как все было на самом деле. Хочется сказать матери, что она окончательно завралась. Забыла, что здесь присутствую я - очевидец того как все было на самом деле, но решаю промолчать. Затевать скандалы с той, которая всегда считала тебя исчадьем ада себе дороже.
- Марик у нас занимается благотворительностью! – вещает дальше мама. - Помогает детским домам на добровольных началах и старается не афишировать это, но я не могу молчать…
Она притворно смеется, и я вижу, как восхищенно блестят ее глаза. Но не потому, что она гордится мной, а потому, что ей удалось произвести впечатление на собеседниц. Нинель внимательно слушает матушку и кивает в такт ее словам. Пока мамы не видят, Олли томно облизывает губки и незаметно для всех толкает языком в щеку.
«Эта девочка совсем не паинька», - усмехаюсь про себя.
- Достаточно мам, - строго прерываю ее, потому что понимаю, что она переходит все дозволенные рамки.
Нинель прикрывает рот от восторга и внимательно осматривает меня с ног до головы, словно не верит тому, что обо мне говорят. Наверное, она уже мысленно примерила, как гармонично мы смотримся с Олли, и какими будут наши дети, но лично меня это мало волнует.
- Не может быть, Виолетта! Моя Олли тоже занимается благотворительностью! Встает на защиту невинных зверушек, и жертвует львиную долю заработанных папой денег, чтобы помочь бедным несчастным существам.
Я прекращаю слушать то, как соревнуются дамы, потому что вижу на горизонте своего давнего товарища Антона. Откланиваюсь, обещаю Олли, что еще найду ее и покажу нашу оранжерею на заднем дворе. С радостью покидаю общество дам и направляюсь к другу, прихватив еще два бокала виски. С Антоном мы знакомы с детства – жили бок о бок, учились в одном лицее, делили радости и невзгоды непростой мажорской жизни и до сих пор поддерживаем приятельские отношения. По крайней мере, пытаемся. Антон пьет шампанское в одиночестве и откровенно скучает.
- О, кого я вижу! – восклицает он. – Неужели заставили явиться?
- Вынудили, - отвечаю, поправляя галстук на шее.
- Скучно тут – ни одной нормальной цыпочки, с которой можно зажечь. Не поделишься своим белокурым ангелом?
Он кивает в сторону Олли и буквально съедает ее глазами. Я смеюсь и вспоминаю, чем заканчивались все наши посиделки в юности. Мы тусили в самых шикарных клубах мира, баловались легкими наркотиками, устраивали групповушки и трахали все, что движется. Для нас было нормальной практикой поделиться «девочкой» прихватив с собой друга, но сейчас его слова не вызывали у меня ничего, кроме смеха. Мы жили так словно в последний раз. Но с тех пор многое изменилось, в том числе и я сам.
- Прости друг, ее губы сегодня будут заглатывать только мой член, - говорю я с неприкрытым удовольствием, хотя в мыслях представляю далеко не Олли, а кареглазую Белоснежку с ее симпатичными алыми губами.
Но Белоснежка - табу, а Олли здесь и сейчас готова отдаться в мои руки с превеликим удовольствием.
Мы разговариваем с Антоном ни о чем. Просто треплемся, обсуждая футбол, политику, от которой я далек и вспоминаем старых знакомых. В наш разговор нагло вторгается мама и, извиняясь перед другом, уводит меня из его компании. Берет под руку и ведет в просторный зал.
- Ты не поздравил отца, - шепчет она на ухо.
- Как? Я же прислал подарок!
Понимаю, что я даже не в курсе, какой презент преподнёс отцу. Но наши отношения всегда были прохладными чего уж скрывать. Да и не отец он мне. Отчим. Просто усыновил, когда мне исполнилось два года…
- Валерка тоже не поздравила, - парирую я.
- Твоя сестра сейчас не в Москве, ты же знаешь! – она тут же спешит оправдать младшую.
Не в Москве, но завтра возвращается и презентует свой новый клип, который сняла в Штатах накануне. И мы с Белоснежкой отправляемся к ней на презентацию вдвоем.
В толпе людей мы все же находим отца. Мне кажется, за то время пока я не видел его, он стал еще толще – двойной подбородок превратился в тройной, а огромный как шарик живот раздулся вширь. В руках бокал с виски, на лице красные пятна и капли пота. Я пожимаю ему руку и сухо поздравляю с днем рождения.
- Я приготовил для тебя подарок, - говорю я, - курьер должен был привезти.
- Да-да, получил. Мне очень понравился подарок, - врет отец, и я натянуто улыбаюсь.
Наш разговор не клеится – мы совершенно из разных миров и жизней. Он знаменитый политик, который не видит ничего дальше Госдумы, я же не смыслю свой жизни без музыки и компании, которая эту музыку записывает.
Нахожу более удачный момент и покидаю его скучное и неинтересное общество. И я, правда, показываю Олли нашу оранжерею на заднем дворе. Масштабных размеров, с множеством фруктовых деревьев, цветов и овощей. А так же здесь много укромных местечек, где белокурая нимфа стоит на корточках и жадно сосет мой член. И я клянусь, что никогда не расскажу ее маме, какой развратной может быть ее дочка.
Глава 4
Лиза, 2008 год. Прошлое.
После смерти родителей меня куда-то везут. В стареньких «Жигулях» по самому центру Москвы, где я бывала всего несколько раз в своей жизни. Я сильнее вжимаюсь в сиденье и не хочу ни с кем разговаривать. Перед отъездом я умоляла бабушку не отдавать меня никому, но она только плакала, стряхивая крупные слезы. Бабушка старенькая, у нее почти не ходят ноги, и соцопека настояла на том, чтобы определить меня в детский дом.
Старое ветхое здание с потрескавшимися стенами и решетками на окнах, высокая изгородь, не хватает лишь колючей проволоки, чтобы я не сбежала. Мне почти десять лет и моя счастливая жизнь заканчивается, едва я переступаю порог детского дома. На первом этаже меня перехватывает медсестра и берет под руку.
- Лиза Соловьева? Тебя определили к нам, - говорит она. - Сейчас я познакомлю тебя с учебным классом.
Затем происходит то, чего я так сильно боялась – знакомство со сверстниками, где каждый из детей озлобленный загнанный в клетку зверёк. А я – боксерская груша – то, на чем зверек может сорвать злость из-за неудавшейся жизни.
Когда мы оказываемся в классе, я одним лишь взглядом вычисляю, кто тут главарь, кто шестерка главаря, а кто причисляется к слабакам и неудачникам. На меня смотрит тридцать детей-одногодок и я чувствую, что меня сейчас съедят на месте за то, что я хорошо и опрятно одета и за то, что почти десять лет прожила в счастливой сытой жизни.
Здесь - люди без рода и племени. Не потому, что они - никто, а потому, что одни потеряли родителей, а от других родители отказались. Моих не стало по глупой случайности… Я часто мечтаю проснуться и оказаться в своей прежней жизни, где мы живем в съемной двухкомнатной квартире, где нас трое и мы любим друг друга несмотря ни на что.
Мне постоянно кажется, что меня случайно переместили в другую реальность. А в настоящей реальности у меня по-прежнему есть семья и родители. Есть моя любимая комната, игрушки, забота и детство. И как жаль, что раньше всего этого я не ценила. Как жаль, что я не успела сказать своей маме и папе то, как сильно их люблю. И то, что моя жизнь без них никогда не станет прежней, как бы я не пыталась.
