Она плотнее запахнула пуховик, купленный на соревнованиях по эстафетным гонкам в Словакии. Мать едва не удавилась от жадности, когда Оля заявилась в нем домой три месяца назад.
– В семье денег в обрез, а ты шикуешь, бесстыжая, – распиналась она. – Чем тебе мое пальто старое не угодило? Его еще носить и носить.
– Вот ты и носи! – огрызнулась Оля.
А через два дня силой отобрала пуховик у матери, уже собравшейся тащить его в комиссионку.
– Петя, – вопила та, когда Оля, поймав ее в коридоре, яростно выдирала из пакета аккуратно свернутый и засунутый туда пуховик. – Петя, спасай! Эта оторва меня сейчас прикончит.
Отчим поначалу вроде сунулся на крик. Но поймав на себе дикий Олин взгляд, не посмел подходить ближе, проворчал:
– Как вы мне осточертели обе.
И ушлепал тапками обратно в комнату.
Наверняка какая-нибудь подобная сцена ждет ее и сегодня. Черт!
Застегнув пуховик, натянув на голову вязаную шапочку и закинув на плечо спортивную сумку с вещами, Оля сбежала по ступенькам и обогнула здание, решила срезать путь через сквер. Уже начинало темнеть, сгущались подслеповатые зимние сумерки. Сквер был запущенный, фонари горели через один, но так было быстрее до метро.
Того, что к ней пристанут какие-нибудь хулиганы, Оля не боялась. Рослая и сильная, она не раз уже получала шанс убедиться, что может постоять за себя. Один придурок из сборной, Олег, кажется, – Оля не помнила точно, как его звали, потому что в прошлом году этот пацан ушел из спорта, – как-то попытался пристать к ней на соревнованиях. Зашел вместе с Олей в гостиничный лифт, схватил, облапал и зашипел в ухо:
– Раздевайся!
Оля тогда не растерялась, хоть и была младше этого бугая на три года. Сказала:
– Сейчас!
Нажала на кнопку «стоп», а когда лифт замер между этажами, с разворота ударила Олега по голове тяжелым «гриндерсом». Тот, не ожидавший отпора, засипел, осел по стене на пол. Оля же, осатанев от ярости, принялась бить его тяжелыми ботинками, пока тот только постанывал и пытался прикрыть локтями лицо.
Потом, выпустив ярость, снова нажала кнопку этажа, ухватив избитого Олега за затылок, вытолкнула его из лифта и пригрозила на ухо:
– Только вякни кому, и я всем расскажу, как тебя отделала.
Униженный бедолага затрусил от нее прочь по коридору, утирая кровавые сопли. И до конца соревнований больше не проявлялся. Молча таскался в хвосте группы, надвигая шапку пониже на синюю рожу, а потом и вовсе ушел из сборной.
Больше Оля его не видела. Но уверенность в том, что справится, если кто вдруг решит на нее напасть, сохранила. А потому бесстрашно ходила одна по темным улицам и пустынным скверам.
Оля даже не поняла, что произошло. Она свернула на пустынную дорожку, разбежавшись, проехалась по раскатанной ледянке, и вдруг навстречу ей из кустов вышли двое и, не говоря ни слова, схватили летевшую на них по льду, раскинув руки, Олю. Технично, профессионально скрутили и поволокли через те же кусты к низкой ограде, за которой – Оля успела увидеть – пыхтела, выдавая сизые облачка дыма из выхлопной трубы, вишневая «девятка».
– Эй, вы кто? Пустите! – выкрикнула она, наконец опомнившись.
И тот, что держал справа, зажал ей рот широкой ладонью. Зря он это сделал, честно говоря. Еще секунду назад Оля не воспринимала происходящее всерьез, даже испугаться пока не успела. Слишком уж все было буднично и быстро. Но теперь, когда чужая лапища давила ей на губы, мешая дышать, перед глазами мгновенно всплыло багровеющее лицо Саши, бессильно скребущие пол пальцы, глаза, выкаченные из орбит, предсмертный хрип. Сознание заволокло ужасом, окружающий мир завертелся вокруг в бешеном хороводе. А тело, тренированное, спортивное тело, утратив контроль со стороны мозга, начало действовать само. Выкрутилось, вывернулось, заехало локтем одному из напавших в солнечное сплетение, другого изо всех сил треснуло ботинком по голени. Почуяв, что хватка ослабла, рванулось изо всех сил, кинулось прочь.
Оля, задыхаясь, пролетела через топорщившиеся голыми ветками кусты, прижимая к боку сумку. Слава богу, она не осталась у этих уродов, ведь там кукла, кукла Саша, которую она до сих пор, как маленькая, возила с собой на все соревнования, сколько бы ни насмешничали девчонки из команды. Глотнув морозного воздуха, она едва успела ощутить эйфорию: «Вырвалась! Вырвалась!» Как вдруг сзади что-то глухо бухнуло, и правое плечо прострелило болью. Оно мгновенно стало горячим и тяжелым, потянуло к земле. Оля споткнулась, упала на одно колено, с изумлением глядя на оседающие на снегу алые капли. Тут же снова поднялась на ноги, слыша, как топают за спиной нагоняющие ее преследователи. Выскочила на дорожку, уже понимая, что ее сейчас настигнут, схватят – и никто не поможет, не спасет. И неожиданно заметила идущую через сквер компанию. Каким чудом их сюда занесло?
– Помогите! – из последних сил выкрикнула она. – Помогите, на меня напали!
Успела увидеть устремленные на нее изумленные глаза, испуганные лица, услышать, как удаляются, матерясь себе под нос, преследователи, как газует, срываясь с места, вишневая «девятка». А затем ослабевшие ноги подкосились, и она рухнула на снег.
* * *
– Значит, нападавших вы не рассмотрели? – спросил молодой скучающий милиционер.
Он сидел на продавленном больничном стуле возле Олиной кровати и, уложив на колченогую тумбочку официальный бланк, что-то быстро писал в нем, иногда останавливаясь и принимаясь щелкать пальцами, видимо, в поисках точной формулировки.
– Нет, – покачала головой Оля.
Забинтованное плечо от этого движения заныло, и она поморщилась.
– Уже начинало темнеть, там фонари не горели. И потом, все произошло очень быстро. У одного, кажется, была кожаная куртка, коричневая. А второй был в синем спортивном костюме.
– Вы ее лучше спросите, чего ее понесло через сквер в такое время, – встряла мама Люда, расхаживавшая между больничными койками.
Пациентов в палате было четверо, и все они и без того недовольно шипели на Олю, к которой каждый день являлись то Витька, то тренер Василий. Машка так и вообще поселилась бы в палате, если бы Оля едва не силой не вытолкала ее наконец домой. А теперь, когда пришел милиционер, да еще вместе с матерью, негодование соседок достигло апогея. Дородная дама в халате с розами даже ради приличия голоса не понижала, ворча, что к этой нахалке малолетней ходят и ходят, житья от нее нет.
– Я уже говорила, почему пошла через сквер, – неприязненно покосилась на мать Оля.
«Лучше бы она не приходила, честное слово! Только пилит и пилит: «Вечно вляпываешься в истории. Не можешь жить, как все нормальные люди. Одни проблемы от тебя».
– Было холодно, я только что приехала с соревнований, устала. Мне хотелось домой, а так было быстрее.
– Это все частности. Отношения к делу не имеют, – буркнул милиционер.
