Теперь придется до обеда ждать. А может, ему вчера Вадим все рассказал?
Опять тоскливо заныло в животе. Навязчиво преследовала мысль, что все мы совершаем какую-то страшную ошибку.
Выйдя из ресторана через служебный вход, я нос к носу столкнулась с Витькой и ахнула от неожиданности. Почти всю левую половину его лица занимал здоровенный лиловый кровоподтек.
— Ой, Витя… — только и смогла промямлить я, ошалело разглядывая этого красавца.
— Не твое дело, — буркнул он, не дожидаясь вопроса о происхождении синяка, и резко повернувшись, зашагал прочь по коридору.
А ведь с ним вчера Димыч собирался серьезно поговорить.
Я похолодела от догадки. Неужели это Захаров его так отделал? Не хотелось в это верить. Все-таки Димыч, каким бы хамом он ни казался, человек по натуре добрый. И даже жалостливый. Я его уже второй год знаю и могу заявлять это со всей ответственностью. Или не знаю? Может, на работе он совсем другой? Может, Витькин синяк — это так, цветочки еще? Да что же он, совсем сдурел?
Я уже хотела кинуться вслед за Витькой, чтобы как-то утешить пострадавшего от милицейского произвола парня, но решила, что именно мое сочувствие его совсем не обрадует. Он же знает, что мы с Димычем близко знакомы. Подумает еще, что это я так изощренно издеваюсь.
Почти все время до обеда я проболталась на главной палубе у трапа, поджидая Захарова. Нужно было как можно быстрее рассказать ему про Михалну, оказавшуюся за каким-то лядом в каюте у иностранки. И заодно поругать за суровое обращение с несчастным Витькой.
Витька, кстати, все это время маячил неподалеку немым укором. Было как раз время его вахты, а суровый боцман не счел синяк уважительной причиной для освобождения от работы. «Фингал делу не помеха, — сказал он коротко, увидев живописную Витькину морду на утреннем разводе. — Меньше будешь на берег заглядывать».
Так что, все время, что я топталась, высматривая возвращающегося на корабль Захарова, Витька болтался рядом, рассеянно возя тряпкой по перилам лестничного ограждения. Фингал был отчетливо виден из любой точки на палубе. Мне было неловко, как будто я имела к этому самое непосредственное отношение.
Димыча я так и не дождалась. Когда время уже совсем поджимало, я бегом влетела в каюту, переоделась в форму и также бегом явилась в ресторан, удостоившись неодобрительного взгляда Володина.
К моему огромному удивлению он ничего мне не сказал, хоть я и опоздала минут на десять. Что-то непонятное твориться с нашим Андрюшей. То орет из-за каждого пустяка, то смотрит сквозь пальцы на явные нарушения. Рассеянный стал и как будто все время испуганный. Неужели, все еще от убийства отойти не может?
Димыч бегом вбежал по трапу перед самым отходом. Мы уже первых туристов кормили, когда я мельком взглянув в окно, заметила его, спешащего на теплоход.
Увидев старпома, так и простоявшего с утра на палубе, Димыч обрадовался, и принялся что-то ему говорить, время от времени рубя кулаком воздух. Старпом кивал, соглашаясь.
Явившись в свою вторую посадку на обед, довольный собой Димыч первым делом пришел на нашу станцию и сказал небрежно:
— Если хочешь, приходи после обеда на корму. У меня есть просто потрясающие новости.
— А наши потрясающие новости ты уже знаешь? — не осталась я в долгу. — Вадим тебе рассказал?
— Нет, ничего он мне не рассказывал, — насторожился Димыч. — Давай выкладывай.
Я вкратце рассказала ему про наш вчерашний визит в каюту Анны Браух. Выражение лица у Димки менялось просто на глазах: от рассеянно-высокомерного до сосредоточенного. А когда я закончила, передо мной стоял опер Захаров в лучшей своей ипостаси, готовый к немедленным решительным действиям, с горящими от неожиданного озарения глазами.
— А где она сейчас? — спросил он нетерпеливо.
— Кто? Анна? Не знаю, в каюте ее нет.
— Да не Анна! Ее-то, конечно, нет. Парикмахерша эта где?
— В Кедровке, — ответила я и опять ощутила тоску во всем организме. Мы, определенно, допустили какую-то страшную ошибку.
— Как в Кедровке? — заорал Димыч, испугав двух тихих швейцарских бабушек за ближайшим столом. — Почему?
— Ее старпом ссадил утром. Она ему вчера попалась на глаза, когда по теплоходу болталась пьяная, он разозлился ужасно и утром ссадил. Как только к берегу пристали. Она сразу после тебя сошла.
— Идиот! — схватился за голову Димыч и с надеждой посмотрел в окно.
Надежда оказалась напрасной, теплоход «Михаил Зощенко» давно уже был на середине реки, продолжая движение к конечному пункту туристического маршрута.
— Убью гада! — пообещал Димыч и бегом бросился на выход.
Глава 18
После обеда на корме досталось всем. И отсутствующему старпому, и нам с Катей, и даже Вадиму за то, что не рассказал обо всем вчера вечером.
— Да о чем рассказывать-то? — орал в ответ Вадим. — Я пошел посмотреть тетку на предмет явных признаков сумасшествия. Никаких признаков там нет. Максимум алкоголизм. Обыкновенная пьяная баба. О чем я тебе должен был рассказать?
— О том, что баба эта не та, вот о чем!
— Да я-то откуда знал, что она не та? Я эту парикмахершу раньше в глаза не видел.
— Но девчонки же тебе сказали.
— Да чего они сказали-то? Блеяли, как две овцы: Михална, Михална… Что я должен был из этого понять?
На овец стоило бы, конечно, обидеться, но было не до того. Очень уж страшно сейчас Димыч выглядел.
— Ты почему ко мне сразу не пришла? — накинулся Захаров на меня.
— Я хотела тебе утром рассказать.
— Хотела она, — скрипел он зубами. — Вот где теперь эту бабу искать прикажете? А если она уже слиняла из этой Кедровки? Если менты местные ее не найдут?
— А они ищут?
— Ищут. Я с ними по рации связался, когда этот идиот теплоход разворачивать отказался. Ищут. Главное, чтобы она еще там была.
— Из Кедровки не так-то просто уехать, — подала голос Катя. — Там же глухомань, автобусы не ходят. Надо ждать, пока судно какое-то мимо пойдет. Или с местными договариваться, чтобы на моторке отвезли. Но их еще уговорить надо.
— Вот не дай бог уговорит, — потерянно пробормотал Димыч. — Мы тогда ее вообще не найдем.
— Да не повезет ее никто, не бойся. Это знаешь, как надо уговаривать! Только если вопрос жизни и смерти…
— Боюсь, у Михалны вашей как раз такой случай. Как раз вопрос жизни и смерти. А что вы на меня так удивленно смотрите? По-вашему, соучастие в убийстве не достаточно веский повод слинять любым возможным способом?
— В убийстве? — я не верила своим ушам. — Михална — соучастница убийства?
— Ну, по крайней мере, одного-то точно.
