— У профессора Либера полно биологического материала русских. Разработкой этого этнооружия он плотно занимается уже почти четыре года. До этого все вирусы — это тестовые образцы, а готовится настоящий боевой штамм, — доктор Синь выпучил глаза и сделался похожим на европейца.
Я вспомнил, сколь много шума в России наделала в середине 2017 года новость про размещение на американском сайте госзакупок тендера на поставку образцов РНК и синовиальной жидкости россиян европеоидной расы. Американские ученые, не скрываясь, покупали биоматериалы русских. Это позволило сделать предположение о разработке биологического оружия против нас — вируса, способного целенаправленно воздействовать на представителей конкретной нации. Это было вполне возможным благодаря открытой еще в 1998 году американцами Эндрю Файер и Крейг Мелло технологии РНК-интерференции — эффекта гашения активности определенных генов. За эту разработку ученые, к слову, получили Нобелевскую премию в 2006 году. А уже в 2010 году американские военные говорили о возможности использования РНК-интерференции для создания биологического оружия. Важно также держать в голове: раздавая Нобелевские премии, американцы делают это умело, строжайше блюдя собственные интересы. 15 октября 1990 года они вручили такую премию Горбачеву. Якобы за вклад в снижение международной напряженности, за политику гласности, вывод войск из Афганистана, сокращение ракет средней дальности, ну а по факту — за развал СССР…
— А где он брал этот биологический материал? — задал я вопрос тоном чуть ниже, чтобы успокоить китайца.
— Военные США поставляли, — твердо ответил Синь и вытер салфеткой пот со лба, — вам неинтересно, против кого будет применено это этнооружие?
— Ну если применяли против вас, значит, теперь наша очередь? — предположил я и, подмигнув, улыбнулся.
— Да, верно, — кивнул доктор, — поэтому я принес вам его для изучения.
— Что?! — удивился я, не веря своим ушам.
Доктор Синь молча закивал головой, подтверждая сказанное. Проведя рукой по воздуху, буквально у меня перед лицом, он, сжав пальцы в кулак, другой рукой стянув маску с носа и рта, сильно дунул на кулак. Затем медленно, очень медленно стал раскрывать кулак, превращая в ладонь, в которой, как и следовало ожидать, ничего не оказалось. В России про таких фокусников говорят: факир был пьян, и фокус не удался.
— Доктор Синь, у вас отличное чувство юмора, это хорошо.
Я встал из-за стола и отнес подогреть остывшие баоцзы. Молодой парень поставил их на многоэтажную плетеную пароварку, налил нам горячего чая и продолжил заниматься своими делами. Посетителей не осталось, и он намывал кухню, что-то посвистывая себе под нос.
Для малого, да и для среднего бизнеса, ресторанчиков, кафешек, всяких салонов наступило тяжелое время.
Чем обернется для наших таких же предприятий выход с самоизоляции, даже страшно представить. Поддержки от государства, по словам бизнесменов, нет, все самим. Налоги платить — это да! Тут государство в рот заглядывает, а как помочь — самоизоляция за свой счет. Такое мнение бытует среди нашего российского люда.
Я вернулся за стол. Все это время доктор Синь Фэньгуань смотрел на меня, не отрывая глаз.
— Вы, доктор Синь, так и не сказали, почему меня вызвали? — я ловко схватил палочками теплую маленькую пампушечку и зажевал. Следом еще одну. Доктор молчал. Я съел еще две баоцзы.
— Вы помните, — его голос изменился, зазвучал словно из глубокой ямы, — нашу первую встречу в Шанхае? — задумчиво произнес Синь, щурясь, словно пытаясь напрячься.
— Да, помню, мы встретились с вами в номере 989, — я помнил, будто это было вчера.
— Вот и я помню, — очень грустно, почти печально произнес он. — Двенадцать лет уже прошло, а я все не могу забыть тот ваш визит.
Мне перестал нравиться настрой химика, что-то зловещее надвигалось. Не сдал ли он меня? Холодок пробежал по спине. Я аккуратно, как бы невзначай посмотрел по сторонам. Интересно, где капитан? Может, его уже скрутили, а на мне доказуху собирают? Ненавижу такие переходы из спокойного состояния в резко тревожное.
— Доктор Синь, вас что-то тревожит? Что-то произошло? — наклонившись к нему и заглянув в глаза, по-доброму спросил я.
— Что-то тревожит? — переспросил он. — Меня? — он громко выдохнул. — Двенадцать лет я живу в каждодневном страхе. Да, я так и не смог научиться жить в страхе. Я боюсь расстрела, боюсь сознаться, боюсь быть схваченным, у меня нет семьи, я совсем один, я не могу потратить деньги, которые вы мне платили, но хуже всего, что вы загнали меня в эти лаборатории, где смерть витает в воздухе, — он вдруг так сжался, словно из него вышел дух.
Мне показалось, что мы провалились с ним в одинаковые похожие состояния, только у меня тревога, а у него страх.
— Вы думаете, эти лаборатории — то, о чем я мечтал? Там и трети моего таланта не раскрыть, я перестал верить в себя, эх… — печально, словно перед эшафотом, выдохнул доктор.
— Вы не верите, потому что боитесь. Вы боитесь, что не сбудется то, во что вы хотите верить. Выбросьте страхи из головы, будьте внимательны, ничего не бойтесь и увидите, как у вас начнет получаться все, что только представите, — я попытался поддержать химика.
— Вам было когда-нибудь страшно, или вы смелый? — химик посмотрел на меня, прищурившись, словно целясь в какую-то невидимую мушку винтовки, где в финале в качестве мишени стоял я.
— Смелость — это не отсутствие страха, смелость — это желание преодолеть его и сделать то, что должен, — сказал я и решил разрядить обстановку, доев баоцзы.
Взяв палочками одну, смачно макнул в соус, принялся жевать.
— Вынести вирус из лаборатории в контейнере невозможно, поэтому я принес его в себе, — тихо произнес «Водяной», продолжая держать маску на бороде и глядя мне прямо в глаза.
Пампушка, хорошо пережеванная и уже было проглоченная, застряла в горле. Словно ужаленный роем пчел, я понял опасность. Я вытянул шею, пытаясь проглотить не желавшую лезть внутрь пампушку, но лишь протянутый химиком стакан чая помог мне в этом. Я сделал несколько глотков, отложил палочки и машинально отодвинул баоцзы и соус.
— Для меня этот вирус совершенно безопасен, — хладнокровно пояснил собеседник.
— Да, я понял. Я внимательно слушал, что вы говорили, правда, не ожидал, что все произойдет вот так.
— Вам страшно? — не меняя леденящего оттенка в голосе, спросил он. Желание играть в наставника и философствовать о страхе и смелости у меня больше не возникало, хотя страха не было.
— Нет, мне не страшно, — я сложил руки в кулак, положа перед собой. — А почему такой способ передачи «подарка»? Почему мне? Это можно было сделать через того, с кем вы поддерживали связь, — мне стали интересны мотивы Синя.
— Я хотел вам отомстить, хотел, чтобы вы тоже испытали страх, — сказал он прямо, без утайки и, подумав секунды три-четыре, добавил. — Сначала хотел отомстить, а когда передумал, было уже поздно.
