— Ззздрасьти, — необыкновенно мерзким, писклявым голосом поздоровался гость.
Я протянул руку для приветствия.
— Пандемия, нельзя трогать друг друга, — отшил меня пришедший. — Я, — субъект так высоко задрал нос, изображая гордость, что диагноз «мания величия» проявился сам собой, — профессор Шпиндергульц, Эрнест Маркович, — представился профессор и сел в кресло.
— Синицин Иван Борисович, — представился я.
Профессор уставился мне в лицо с такой концентрацией, как будто на мне был нарисован интересный ребус.
— Хм, — хыкнул он, — не хотите называть свое настоящее имя, просто не называйте, но не надо врать, особенно если делать этого не умеете.
Когда он это говорил, ни один мускул на его лице не двигался, только рот. Точнее, даже не рот, а губы.
Он точно маньяк, подумал я.
— Вы можете думать что угодно, мне все равно, меня пригласили объяснить вам особенности поведения лиц с психическими отклонениями. Хотя, глядя на вас, я совершенно определенно и совершенно не понимаю, зачем вам моя консультация, вы определенно владеете всем, что вас интересует!
Он тихо, словно украдкой захихикал. Через несколько секунд прекратил свой жеманный смех и уставился на меня как петух на павлина. Через толстенные очки его глаза выглядели отталкивающе страшно.
— Чаю хотите? — спокойно, с мягкой улыбкой спросил я.
— Вы мне? — не поднимая глаз, с энтузиазмом копаясь в своем портфеле, спросил «маньяк».
— Да, вам, здесь ведь больше никого нет, — я не снимал с лица улыбку, говорил спокойно. Профессор ничего отвечать не стал.
— Давайте посмотрим диафильм, — предложил профессор, достав из портфеля толстенный, словно двойной гамбургер, ноутбук. Он достал именно ноутбук, возможно, один из первых на планете, скорее всего украденный из какого-то музея ЭВМ техники.
Слово «диафильм» в контексте его речи было достаточно уместно. Я вспомнил, как в детстве, когда мне было лет 5–6, мы смотрели эти самые диафильмы — сменяющиеся слайды, предшественники мультиков и образовательных фильмов, вытесненные затем видео на кассетах, DVD, ну и дальше вы знаете, чем еще…
— Это будет первый фильм, — профессор повернул свой электронный аппарат ко мне экраном и нажал пробел.
На экране в черно-белом варианте воспроизводилась жизнь людей.
— Это психиатрическая больница? — спросил я, не глядя на собеседника.
— А что, похоже на курорты Геленджика? — осведомился доктор.
Его дерзкие ответы демонстрировали асоциальность, вызванную, скорее всего, долгим общением с соответствующим контингентом. В общении это отталкивало. Я уставился в экран и все пятьдесят минут, что я смотрел кино из психушки, профессор ни разу не шелохнулся. Он, уставившись в одну точку, просидел почти час без движения. Конечно, так может сделать почти каждый, если захочет, но у этого «эксперта» это смотрелось как что-то натуральное, обычное для него. Из фильма, который мне показал сей субъект, я особо ничего для себя нового не уяснил. Обычные люди, правда, зачуханные какие-то, но явно выигрывают по внешнему виду у кренделя, сидевшего напротив меня. Ходят чуть медленнее, сутулые, плечи вперед, голова чуть опущена, глаза в пол, движения также замедленны. У кого-то на лицах эмоций нет, у кого-то улыбки, смурных или злых нет.
— Я посмотрел, — доктор развернул агрегат к себе и, включив еще одну запись, снова повернул ко мне.
Это «кино» закончилось чуть раньше, через тридцать пять минут. Доктор продолжал сидеть как истукан.
— Я увидел некоторые особенности, но так, внешне, вполне себе нормальные люди, — сказал я помягче, чтобы не расстраивать доктора. — Хотя, конечно, даже невооруженным глазом видно, что элементы это асоциальные.
— Часто в момент ослабления проявлений болезни и нормализации состояния больной ведет себя, как вполне здоровый, как мы с вами, — подтвердил своим писклявым, отвратительным голосом доктор. — Это — ремиссия, — пояснял доктор.
— Понял, — я кивнул головой.
Доктор закрыл агрегат и отодвинул в сторону.
— Когда вам потребуется, вы можете копировать то поведение, которое увидели. Это будет достаточно правдоподобно.
Доктор достал из портфеля толстую обтрепанную по краям тетрадь и, облизнув палец, начал громко перелистывать страницы, не останавливаясь, пока не долистал до нужной ему с названием «симптоматика».
— К явным симптомам психической нестабильности относят, — он посмотрел внимательно на меня, словно коря, что я не записываю его, как, наверное, ему казалось, гениальные мысли, — изменение внешнего облика человека. Психически больные люди часто прекращают ухаживать за собой, одеваются неопрятно, — и тут я чуть было не сказал: «Так это же вы, батенька!» Профессор продолжал: — Измененное строение черепа наблюдается при врожденных аномалиях. Следующий важный симптом — нездоровое выражение глаз. В них может отражаться тревога, агрессия или какие-то подобные эмоции. Еще может быть отсутствие мыслей во взгляде. Изменение настроения. Явный симптом, конечно же, копролалия — немотивированное употребление в речи брани, — пояснил доктор, подняв свой бешеный взгляд на меня. — Галлюцинаторный синдром или галлюциноз — вид психотического расстройства, проявляющийся множественными галлюцинациями обычно в пределах одного анализатора при сохранении ясного сознания. Термин впервые был использован Карлом Вернике в 1900 году как обозначение слуховых галлюцинаций у алкоголиков. Развитие галлюциноза может начинаться с тревожности, беспокойства и сопровождаться бредовыми идеями, аналогичными по фабуле содержанию галлюциноза. Это особенно…
— Достаточно, доктор, спасибо, я не собираюсь поступать в университет Пирогова, — не выдержал я.
— Тогда про диагностику, — сказал доктор. — Она основана на внешних проявлениях заболевания, оценке сознания пациента, его ориентации во времени, пространстве, собственной личности. Обязательно проведение беседы и прохождение психиатрических тестов. Вот тут тесты, — достав из портфеля кучу бумаг, он протянул мне. — Можете их просмотреть, чтобы понять логику сумасшедших. Хотя многие психиатры говорят: у нашего контингента нет логики, но они ошибаются.
Один за одним я перебирал тесты, внимательно знакомясь с каждым. За этим занятием прошло еще часа полтора. После этого доктор объяснил основные критерии, на которые специалисты его профиля смотрят при анализе тестов. Он рассказал, что ни один сумасшедший никогда себя таким не признает, и поэтому вести себя, изображая таким, нужно максимально естественно. Но разворошить на голове волосы и пускать слюни иногда бывает не лишним.
— Можно опрудиться, в смысле описаться, если повод будет. Давление психологическое или физическое, то, что может напугать нормального человека.
— Ну или обкакаться? — на полном серьезе спросил я.
— Непроизвольная дефекация или энкопрез, в смысле недержание кала, — это замечательно. Да-да, используйте, предварительно прорепетировав, — оживился доктор.
