Я подумала о том, что это порадовало бы его мать и что, вероятно, Зелл ошибалась насчет мистера Дойла.
– Я бы тебе кое-чем заплатил за труды, – добавил он.
Я не могла отрицать, что деньги мне пригодятся. Деньги – единственное, от чего я никогда не отказываюсь. Я подумала, что Зелл не стала бы возражать, если бы я выполнила работу и в самом деле получила бы за нее реальные деньги.
– Я спрошу у Зелл, – сказала я.
Он снова улыбнулся мне той улыбкой, которая говорила, что он знает что-то, чего не знаю я, и что это нечто очень его забавляет.
– Обязательно спроси, – произнес он.
Я сделала шаг назад, подальше от него, к дому Зелл. Я думала, что он отпустит меня, но он не сделал этого. Вместо этого его хватка стала крепче, и он потянул меня к себе.
– Ну, обними меня на прощание, – попросил он. В его голосе сквозило разочарование, как будто я веду себя нелепо, пытаясь уйти, не обняв его.
Я позволила ему обнять меня, мои руки безвольно повисли по бокам. Разжав руки, он посмотрел мне в глаза. Глаза у него были коричневыми с зеленым, этот цвет называют ореховым.
– Ты должна обнять меня в ответ, иначе это не считается, – сказал он.
Вместо того чтобы сопротивляться, как мне хотелось, я обняла его. Я говорила себе, что поступаю правильно, что просто обнимаю одинокого мужчину, у которого нет в жизни никого, кто бы любил его в ответ. Я слегка обняла его, как обычно обнимала Джо, когда мама заставляла меня. Потом я быстро отстранилась.
– Я дам тебе знать, когда займусь прудом. Сначала нужно найти речные камни, чтобы выложить его по краю. Как, по-твоему, красиво получится? – спросил он.
Я молча кивнула, но потом все же подала голос:
– Конечно, – выдавила я, хотя понятия не имела, что такое речные камни. Но я согласилась, потому что иногда лучше просто согласиться.
Брайт
Разговор длился не больше пяти минут. Она знала, потому что посмотрела на таймер после того, как нажала «Отбой»: четыре минуты сорок семь секунд. Они немного поговорили о том, как оба живут сейчас, не тратили времени на прошлое (что ее вполне устраивало) и большую часть разговора уславливались, когда и где встретиться.
– Так уж судьба распорядилась, – высокопарно сказал Трент, – через пару дней у меня встреча неподалеку от тебя. Тебе подойдет?
Судьба была тут совсем ни при чем. Или была?
– Да, – ответила она. – У меня получится.
Ей не нужно было заглядывать в календарь, чтобы понять, что там ничего нет, кроме еще одной поездки к бассейну, еще одной прогулки вокруг квартала с Кристофером в коляске и собакой на поводке.
– Четверг, второго августа подойдет? Скажем… в половину шестого? К тому времени я, скорее всего, закончу со встречами.
Она попросит маму присмотреть за Кристофером, а Ивретт заберет его оттуда после работы.
– Конечно, – выдохнула она. – А где именно?
– Я думаю, мы могли бы встретиться где-нибудь выпить. Может быть, ресторан? Или мы могли бы просто посидеть в баре отеля «Мариотт». Я там остановился.
Она постаралась не думать о встрече в отеле, о его номере наверху, куда они могли просто подняться по лестнице. Это в прошлом. Теперь все по-другому. Она просила его помочь ей вернуться к карьере, которую на время забросила. Вот и все. Она выдохнула.
– Да, бар отеля подойдет.
– Хорошо, куколка, – сказал он, и она услышала, как он улыбнулся в трубку.
Брайт слишком хорошо помнила эту улыбку. Она съежилась, вспомнив, как он называл ее так, как когда-то она сама находила это очаровательным.
– Ладно, тогда до встречи! – Она старалась, чтобы ее ответ прозвучал легко и радостно.
– И, Брайт! – окликнул он как раз перед тем, как она собиралась нажать «Отбой». – Я рад, что ты позвонила. Будет приятно снова тебя увидеть. Мы никогда по-настоящему…
– Ага, и я тоже! – воскликнула она, не желая, чтобы он закончил то, что собирался сказать.
Она пробормотала: «Пока», прежде чем закончить разговор. Держа телефон в руке, она моргнула, глядя на дисплей – 4:47; Брайт думала о том, как удивительно легко решить изменить свою жизнь навсегда и как удивительно легко скрыть это решение от того, кого любишь больше всего на свете.
Дженси
После той первой ночи их отношения стали развиваться невероятно легко. Дни быстро сменяли друг друга в летней дымке. Ей казалось, что она живет в каком-то романтическом фильме. Вот счастливая пара под одеялом в постели, шепчется и хихикает, прячется от детей. Вот папа крадется обратно в свою постель, как только первые лучи рассвета прорезают небо. Вот две семьи едят гамбургеры за столом для пикника, вокруг детских ртов ярко-красные колечки кетчупа. Вот он наживляет ее крючок, когда они все ловят рыбу в соседнем озере, сидя на липком металлическом пирсе, а заходящее солнце окрашивает небо за спиной широкими мазками розового, оранжевого и синего. Прошло несколько недель, прежде чем она, наконец, рассказала ему об Арче, ее слова вырвались в спешке как-то в утренние, предрассветные часы. Она положила голову ему на грудь и прошептала всю историю: бегство в колледж на север от преследователя, вихрь ухаживаний и устройство жизни с человеком, которого она полюбила вдали от дома, на чье преступное поведение не обращала внимания, агенты, которые выглядели удивительно похожими на Людей в черном, которые появились, чтобы растоптать ее цветы и ее жизнь. Она выпустила эту историю одним долгим выдохом, а когда она закончила, оба молчали, и каждый думал, во что превратилась их жизнь.
– Спасибо, – сказал наконец Ланс. – За то, что мне рассказала. – Он поцеловал ее в макушку. – Уверен, это было нелегко.
Она понемногу привыкала к его запаху, к прикосновениям, к телу. Она позволила себе полагаться на их близость, одновременно предостерегая себя не слишком привязываться.
Иногда после того, как Ланс возвращался в свою кровать и она оставалась одна, она вела с собой строгие разговоры. Это не окончательно, это даже ненадолго. Так между ними продолжаться не может. И все же они вели себя так, будто это возможно. Хуже всего было то, что они тащили за собой детей: вся шестерка складывалась в странное, единое целое, скрепленное одними им понятными шутками и союзами, и это целое становилось крепче с каждым летним днем. Каждый день она говорила себе, что скоро они обо всем поговорят. И каждый день казалось, что сейчас не лучшее время заговаривать о будущем. Зачем портить то, что есть? Она займется этим завтра или на следующей неделе, или… когда он первый начнет. Незачем портить что-то хорошее.
А это было хорошим. А хорошее, как она доподлинно знала, редкость. И мимолетно.
Она вернулась из его дома, как обычно, поздно утром, после того, как они все вместе позавтракали. Она приготовила французский тост, и от ее волос все еще пахло беконом и кленовым сиропом. Она думала о душе, о том, сколько Лансу потребуется, чтобы закончить работу, которую он должен был сделать, о том, что они будут делать вечером, когда почувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Оглянувшись, она увидела, что на задней веранде стоит и хмуро смотрит на нее мать. Дженси почувствовала, как ее собственная улыбка угасает. Сглотнув, она слегка помахала матери рукой.
