Кто-то из приятелей попытался оттащить его с дороги, говорил что-то, чего Ланс не мог разобрать. Мужчина пожал плечами и остался стоять, выпятив подбородок, ожидая, пока старик проплывет через весь бассейн и доберется до него. Когда старик приблизился, мужик в бандане начал на него орать, он раскраснелся, и слова, срывавшиеся с его языка, явно не предназначались для семейного праздника. Один из его приятелей снова попытался его остановить, и попытка была встречена сильным толчком.
– Я просто хочу знать, почему этот придурок заявился сюда именно сегодня. – Он жестом обвел толпу. – Ты только посмотри вокруг, чувак. С чего это он просит освободить ему всю дорожку, да еще гребаного Четвертого июля.
Когда мужик в бандане отвлекся на перепалку, старик увидел свой шанс и обогнул его, чтобы добраться до противоположного бортика. Ланс не мог понять, почему старику так важно переплыть весь бассейн. Он подозревал, что дело в его гордости, и это понятно. Но старик был слишком крупным, чтобы просто проскользнуть мимо, и мужик в бандане, встревоженный вспененной водой, повернулся, прыгнул ему наперерез и, разумеется, с ним столкнулся. То, что произошло дальше, заставило Ланса вскочить на ноги, а остальных в бассейне и вокруг него примолкнуть: все внимание переключилось на драму на мелководье.
Старик встал и толкнул мужика в бандане, одновременно вопя и сплевывая воду. Уже через несколько секунд Джеймс Дойл отвлекся от бросания монет и оказался рядом с ними, а вскоре подоспели остальные волейболисты, помешав противникам обменяться ударами и тем самым усугубить ситуацию. Ланс тоже автоматически придвинулся ближе к месту событий, его кровь пульсировала, а синапсы закоротило, пока он смотрел, как прерывают драку. Теперь разведенные в разные стороны противники излагали свои обиды любому, кто соглашался их выслушать.
Он слышал, как старик ворчит Джеймсу, что в праве плавать по дорожке, отведенной для этой цели, независимо от того, какой сегодня день. Джеймс, потерявший очки в рукопашной схватке, прищурился и понимающе кивнул, снова пытаясь водрузить очки на нос. Джеймс обнял старика за плечи и повел его прочь. Ланс беспокоился о старике, чье хрипение было слышно издалека. Мужика в бандане выводили из бассейна, несмотря на его громкие протесты. Какой-то идиот дал ему еще пива, и он высосал полбутылки как большой, мучимый жаждой ребенок.
– Ты не говорил, что Четвертое июля бывает таким увлекательным, – услышал Ланс позади себя голос и удивился, как он мог ошибиться прежде.
Повернувшись, он увидел Дженси, которая, широко раскрыв глаза, наблюдала эту сцену.
– То есть я знала, что будут состязания, но настоящие схватки? Подобное нельзя пропустить!
Она слегка улыбнулась ему, и он рассмеялся.
– Полагаю, в твоих местах это не стандартная практика? – спросил он. Он надеялся, что этот вопрос подтолкнет ее рассказать больше о своей жизни.
– Я же говорила, я родом отсюда, – откликнулась она, разом перечеркивая его надежды. – Я родилась и выросла в этих местах. – Она поправила на плече тяжелую с виду пляжную сумку. – Так тебе удалось занять мне место? – Она оглядела бассейн, разглядывая людей, занявших все пространство от стены до стены.
– Вообще-то, да, – сказал он и указал на шезлонги.
Дженси, судя по всему, была приятно удивлена.
– Тогда веди, – улыбнулась она.
Кейли
Лайла подвела меня к столам, которые выставили для состязания по поеданию пирогов.
– Я почти выиграла в прошлом году, – сказала она, затем указала на свой плоский живот. – Я могу съесть гораздо больше, чем ты думаешь.
Я подумала о том, как Каттер заталкивает в себя еду за нашим кухонным столом, как моя мама всегда дразнила его, говоря, что у него дыра в животе. Теперь его кормила машина через трубочку в венах. Мне хотелось сказать Лайле, чтобы она радовалась, что тут нет Каттера, иначе у нее не было бы ни шанса. Но у меня перехватило горло, и я не смогла этого произнести.
– Держу пари, ты сегодня выиграешь, – сказала я вместо этого.
С момента несчастного случая мы тут все – друзья. Это приятно. Лайла подняла большой палец, как будто прочитав мои мысли, а потом я поняла, что она имела в виду не Каттера, а конкурс. Она повернулась к Пилар, которая приехала несколько минут назад и все еще была не в духе из-за того, что они так опоздали.
– Маме позвонил ее дурацкий адвокат. Это же чертово Четвертое июля. Почему он вообще работает? – вопросила в воздух Пилар и покачала головой в ответ на свой собственный вопрос.
Мы с Лайлой сочувственно кивнули, хотя понятия не имели, о чем говорит Пилар. Но мы действительно жалели, что она пропустила конкурс и по бросанию монет, и по бросанию яиц. Ну, Лайла точно жалела. Я же была рада, что у меня была партнерша в конкурсе, хотя мы с Лайлой даже не приблизились к победе.
Услышав, как меня окликают по имени, я обернулась и увидела, как Зелл наставляет на меня смартфон. Почему она хотела сфотографировать меня, я ведь ей даже не родня, было выше моего понимания. Но Зелл много чего делала, что я плохо понимала. Она была милой старушкой, и мне становилось нехорошо при мысли о том, что могло бы со мной случиться, если бы она не дала мне крышу над головой.
Я много времени проводила бы в одиночестве, вот что я делала бы.
В то утро, пока мы ехали к бассейну, Зелл сказала мне, что сегодня День независимости, и это означает, что мы должны думать о том, чтобы быть свободными – свободными от всего, что заставляет нас чувствовать себя плохо. Остальную часть пути она молчала, и я догадалась, что мы обе думаем о том, от чего хотим освободиться.
Пилар, Лайла и я встали теснее друг к другу, обнявшись и широко улыбнувшись, чтобы Зелл могла сделать снимок на смартфон.
– Ты перешлешь его моей маме? – крикнула ей Пилар.
Зелл помахала в знак согласия, но я сомневалась, что она 1) вообще услышала ее, и 2) знала, как отправить фотографию маме Пилар. Я все еще не могла понять, зачем ей понадобилась моя фотография, ведь к следующему году меня, вероятно, тут вообще не будет. В следующем году я буду почти подростком. Я попыталась представить себя подростком, но не смогла.
Тут ко мне подошел мужчина, ответственный за соревнования.
– Ты готова? – спросил он и улыбнулся мне.
Я заставила себя улыбнуться в ответ и кивнула.
Он поднял брови.
– Ты уверена? Ты не готова. Ты выглядишь так, будто в облаках витаешь.
– Я просто задумалась, – ответила я.
– О брате? – спросил он.
Я не удивилась, что он знает. Большинство людей в округе слышали о Каттере, и новости распространялись, как пролитое молоко по столу. К тому же мужчина, отвечавший за конкурсы, жил прямо через дорогу от Зелл. Я иногда видела, как он стриг свой огромный газон, останавливаясь время от времени, чтобы вытереть пот со лба полотенцем, которое затыкал за пояс шорт. Иногда из дома выходил его младший брат, и ему приходилось загонять его назад.
