О: Да, я и в самом деле думаю, что это входит в понятие литературного мастерства.
В: Что он сумел облечь [это] в форму искусства?
О: Да. И такого рода мужество, и некий авторский идеалистический порыв являются, по-моему, неотъемлемой частью литературного мастерства. На менее глубоком уровне находится вопрос стиля и композиции, подобной, как я уже сказал, мозаике. Эпизоды собраны, как мозаика, составленная в книге очень искусно и красиво. Главные литературные достоинства, которые отметил я и отметили многие другие, – это, прежде всего, фантастический авторский слух на манеру речи, характерную, к примеру, для доктора, читающего лекцию по медицине, для джанки, макающего в чашку сдобный торт, полицейского из отдела наркотиков при его столкновении с окружным инспектором, беспризорника из Северной Африки, провинциальной домохозяйки средних лет, южанина Окружного Управляющего. Вся эта невероятная гамма речевых ритмов и манер в сочетании с натюрмортным стилем изложения способствует достижению в высшей степени лаконичной, афористической точности.
В: Таким образом, эта книга чему-то научила вас как поэта. А научила ли она чему-нибудь кого-либо из известных вам людей?
О: Да. И еще одно: книга написана безупречным языком, она полна подлинной поэзии, не уступающей, по-моему, ни одному из написанных в Америке поэтических произведений, особенно одно место, которое я хотел бы прочитать: «Мотель… Мотель… Мотель… расколотая неоновая арабеска… одиночество стонет по всему континенту, как туманные горны над неподвижной масляной водой приливных рек…»
В: Кажется, вы однажды написали стихотворение о «Голом завтраке»?
О: Да, довольно давно.
В: Оно при вас?
О: Да.
В: Где оно напечатано?
О: В моей книге, которая называется «Бутерброды реальности».
Суд: Где я могу найти эту книгу?
Гинзберг: Вероятно, в Кембридже. Это стихотворение я написал, прочтя лишь некоторые места книги. Оно называется «На произведение Берроуза». Могу я его прочитать?
В: Да, пожалуйста.
О: Метод – лишь грубая пища
без символических специй,
виденья, места заключенья
воссозданы очень точно.
Места заключенья, видения,
описанные без прикрас,
вызывают в воображении
Розу и Алькатрас.
Голый завтрак – еда привычная,
мы жуем бутерброды реальности.
А аллегории подобны листьям салата.
Безумие под ними не спрятать.
Де Грациа: Вопросов больше нет.
* * *
Де Грациа: …С разрешения вашей чести я бы хотел теперь прочитать часть письма, которое не так давно получил от Уильяма Берроуза. «Вопрос: что такое секс? И сопутствующие вопросы, такие как: что является непристойным, аморальным, – не задаются, не говоря уже о том, что на них не дается ответа, именно ввиду барьеров семантического страха, который препятствует свободному и, как я полагаю, объективному научному изучению сексуальных феноменов. Как можно изучать эти явления, если о них запрещено и писать, и думать?
Если не будет, наконец, разрешено свободное исследование сексуальных проявлений, секс будет и в дальнейшем контролировать человека в большей степени, чем человек – секс. Явления эти абсолютно неизвестны, поскольку они умышленно игнорируются и исключаются как предмет описания и исследования.
Здесь перед нами все та же преграда – средневековые суеверия и страхи, – преграда, которая на протяжении нескольких сотен лет сдерживала развитие естественных наук при помощи догм, подменявших собой научное познание. Короче говоря, те же самые объективные методы, которые применяются в естественных науках, следует ныне применить к сексуальным проявлениям с намерением их понять и контролировать. Врача не критикуют за описание проявлений и симптомов болезни, хотя симптомы и могут внушать отвращение.
Полагаю, и писатель вправе пользоваться такой же свободой. Я думаю даже, что настала пора стереть грань между литературой и наукой, грань чисто произвольную».
Конец цитаты.
Ваша честь, нас давно учили тому – и таково выраженное мистером Берроузом мнение, которое я привел в своем заключительном доводе, – что художники и писатели способствовали развитию знаний и учений цивилизации, вероятно, не в меньшей степени, чем ученые.
Позвольте мне теперь процитировать, на сей раз очень кратко, основателя современной психиатрии Зигмунда Фрейда: «Писатели, наделенные творческим воображением, являются ценными коллегами, и их письменные свидетельства следует ценить очень высоко, поскольку они черпают из источников, которые мы еще не сделали доступными для науки. Самой насущной потребностью писателя с богатым воображением является, конечно, изображение духовной жизни людей. Писатель всегда был предтечей науки, а значит, и научной психологии». В том же духе высказался один из ведущих просветителей нашей страны Джон Дьюи. Цитирую: «Свобода писателя в творческом отношении – такое же непременное условие формирования адекватного мнения по общественным вопросам, как и свобода социальных исследований. Художники всегда были настоящими поставщиками новостей, ведь новость – это не нечто внешнее или происходящее само по себе, новость рождает эмоции и развивает способность к восприятию окружающего мира».
Ваша честь, я с этим согласен. Думаю, согласятся и свидетели, которых мы сегодня выслушали, которые читали «Голый завтрак» и давали показания суду и нам. Я уверен, что с этим при необходимости согласится Верховный суд Соединенных Штатов. Надеюсь, что согласны и вы.
Введение
Письменное показание: заявление по поводу Болезни
После Болезни я очнулся в возрасте сорока пяти лет, сохранив здравый ум, присутствие духа и вполне сносное здоровье, если не считать ослабленной печени и ощущения где-то позаимствованной плоти, характерного для всех, кто выживает после Болезни… Большинство выживших не в состоянии вспомнить кошмар во всех подробностях. Судя по всему, я составил подробные записи о Болезни и бредовом состоянии. Точно не помню, как я писал то, что теперь опубликовано под названием «Голый завтрак». Название предложил Джек Керуак. До недавнего своего выздоровления я не понимал, что оно означает. А означает оно именно то, о чем говорят эти слова: ГОЛЫЙ завтрак – застывшее мгновение, когда каждый видит, что находится на конце каждой вилки.
Болезнью является наркомания, и я был наркоманом пятнадцать лет. Под словом «наркомания» я имею в виду пристрастие к «джанку» (общее название опиума и/или его производных, включая и все синтетические – от демерола до палфиума). Джанк я употреблял в разных видах: морфий, героин, делаудид, юкодол, пантопон, диокодид, диосан, опиум, демерол, долофин, палфиум. Я курил джанк, ел его, нюхал, кололся им в вену-мышцу-кожу, вставлял свечи в прямую кишку. В игле нет ничего особенного. Нюхаете ли вы, курите или запихиваете джанк себе в задницу, результат один – привыкание. Говоря о пристрастии к наркотикам, я не имею в виду ни гашиш, ни марихуану, ни любой препарат из конопли, мескалина, Bannisteria caapi, ЛСД-6, священных грибов, ни любые другие наркотики галлюциногенной группы… Нет оснований полагать, что употребление какого-либо галлюциногена приводит к физической зависимости. Действие этих наркотиков физиологически противоположно действию джанка. Прискорбное смешение этих двух классов наркотиков возникло благодаря усердию как американского, так и других бюро по борьбе с наркотиками.
