— Мы можем уйти. Уйти в другую страну. В Рендор.
— Кто — вы? Все племя? Чушь. Прошло триста лет. Хогги обрели вторую родину. Все хогги, ныне живущие в Санкструме, родились в Санкструме и Санкструм их родина. Их права уравнены с правами людей. Сейчас я проведу небольшие реформы, например, отменю подушный налог — чтобы и людям, и хоггам стало куда проще жить. Никто не пойдет за вами в неизвестность. Ну, разве что кучка ваших слуг.
Он запыхтел громче.
— Наши банки закроются…
— Ах да, банки… Ну конечно, закроются. На Санкструм падет финансовый хаос. Но куда вы пойдете со своими богатствами? В Рендор? Хоггов там нет. Вы уверены, что Рендор даст вам новый приют, что там вы обретете третью родину? А сколько вы должны будете заплатить за это? Пятьсот тысяч? Миллион? И что скажут тамошние банкиры? Будут ли они рады вас видеть? Думаю, нет. Не будут они рады. Думаю, вас прижмут, вытрясут все деньги, и выбросят на обочину жизни. Кем вы будете без денег, Баккарал?
Он долго думал, сопел.
— У тебя есть хогг.
— Он не у меня. Он сам по себе. Он мой друг. Знаете, что такое друг, Баккарал? Друг отдаст за вас жизнь, если будет нужно. Знаете, в чем между вами разница? Разница между вами — в том, что мой друг радеет за страну, в которой рожден, а вы, Баккарал — за свой карман, и вам плевать, кто у власти, лишь бы никто не мешал вам получать свои доходы. Конфликт ценностей и интересов, причем ваши ценности и интересы касаются сугубо вашего кармана.
— Пых-х-х… Я заплачу тебе пятьдесят тысяч. Сегодня. Долг можешь не возвращать год. Потом вернешь по частям.
О, откат? Чудесно, давно не сулили мне откатов.
— Вы немножко не понимаете… Либо вы в течении недели оплачиваете весь государственный долг Санкструма, либо новый сервитут никогда не будет создан и из гор Тервида вам придется уйти.
Я вытащил из-за пазухи еще один лист бумаги. Развернул. Бросил на стол.
— Пых-х…
— Вот чистый лист с Большой имперской печатью. Едва вы выплатите все долги, и принесете мне расписки, я заполню его как новый земельный сервитут. Он будет действовать на весь срок жизни нового монарха, а имя его впишем сразу после бала, на котором он будет избран. Большая имперская печать равна подписи монарха. Вы это знаете.
Баккарал думал.
— Сто тысяч.
— Нет.
— Сто пятьдесят.
Он стремился выгадать, отделаться малой кровью, и наблюдать эти попытки было страшно и смешно одновременно. Золото действительно было его кровью, а я был словно вампир, рискнувший совершить налет на его кровяной банк.
— И двести — тоже нет. И двести пятьдесят — нет. Вы покроете весь государственный долг своей родной страны. Из своего кармана. Или из ваших банковских запасов. Но вы покроете.
— Ы-ы-ых! — вдруг родил он. — Нужно две недели.
— Неделя.
— Ы-ы-ых!!
— И отныне за право пользования горами Тервида вы будете платить тридцать тысяч в год.
— Ы-ы-ых!!!
— С нижайшим к вам почтением, Баккарал.
Он сказал после паузы голосом совершенно мертвым:
— Я выплачу. Мы выплатим. Но никогда архканцлер Торнхелл не получит в наших банках ссуды для Санкструма.
Я пожал плечами.
— Это не страшно. Архканцлер Торнхелл знает, как получить деньги для Санкструма и без вас.
— Чего ты хочешь? — Этот вопрос он задал уже у дверей, не оборачиваясь, фактически, его спина спросила.
— Немного счастья… немного радости. Немного счастья и немного радости для страны.
Спина помолчала.
— Пых-х… Не понимаю. А для себя?
— Немного счастья. Немного радости. Для всех. Тогда и я буду счастлив.
— Пых-х… Не понимаю…
Он и правда не понимал. Не мог представить, каково это — хотеть для всех, вот для тех, кто не ты сам, не родственник твой, не понимал, каково это — не грести под себя.
Он ушел, потряхивая головой — ошеломленный.
Глава 39
Глава тридцать девятая
Теперь — Таленк. Бургомистр вошел скорым пружинистым шагом, качнул шапкой из красного соболя в кратком приветствии и тщательно притворил обе пары дверей. Я встретил его около шкафа, где мыл бесстыжую ряху Шурик — опаснейший кот-убийца.
Одежды Таленка были все такие же богатые, черно-золотые, и шпага у бедра вся в крупных драгоценных каменьях. Белые щегольские перчатки он не снял. Свет от распахнутого окна падал на него косым прямоугольником, высвечивая мелкие морщины в углах глаз. Я, наконец, смог примерно определить возраст: бургомистру Таленку было хорошо за пятьдесят, однако он молодился, безусловно, молодился. Не хотел стареть… с достоинством. Фигура у него была как у анемичного юноши восемнадцати лет. Наверное, специально морил себя голодом, чтобы достичь такой аристократической худобы.
Еще один поклон. Взгляд на распахнутый Законный свод. Вопросительный взгляд на меня. Затем на кота. Глаза чуть заметно расширились. Испугался, но виду не подал. Очень хорошо контролирует свою мимику.
Я потрепал малута за холку. Кот покосился неодобрительно, затем вздохнул, покоряясь неизбежному. Не слишком любил ласку, но терпел, понимал, что так надо.
Тут бургомистр заговорил быстро, четко артикулируя слова:
— Господин архканцлер Аран Торнхелл! Знаю, знаю, зачем ваша милость, ваше сиятельство меня вызвали, конечно же знаю! «Утеха», этот гнусный вертеп… Бывший некогда университетом величественным и богатым… Хочу принести всемерные извинения, глубокие сожаления за то невеликое, крошечное недоразумение… И сердечные уверения в том, что никогда не стану чинить препоны вашей печатне в Университете!
Я не успел вклиниться с репликой, как он, набрав воздуха в грудь, вдохновенно продолжил:
— И смею уверить вас, что… э-э… «Утеха» будет сегодня же закрыта, а через трое суток и следа там не будет этой дряни бордельной, и учителей вернем, и студентов поселим, и все будет как прежде в Университете! И печатней можете пользоваться, конечно же, сразу! И, поверьте, я понимаю все… Я осознал свою неправоту, свой поступок мерзкий… И оправданий не ищу и прощения не прошу — я виноват! Однако ж вы понимаете — старый император сам отписал городу Университет, так сказать… А что было делать нам с ним, с… э-э… Университетом, коли ассигнований на содержание собственно… э-э… Университета, сказали, более из казны отпущено не будет? Что же делать? Оставить все как есть? Чтобы здания эти прекрасные старые разрушались? И я принял решение… Не слишком мудрое, но ведь и на ремонт зданий деньги в этом случае нашлись, и казне городской прибыток…
Весь мой боевой запал исчез. Таленк шел на попятный, капитулировал, играл на грани фола — одновременно лживо и искренне унижаясь, отступая без оговорок и вопросов. Это была, конечно, действенная тактика. Он меня обескуражил, и заготовленная для него речь усохла и отпала за ненадобностью. Он протянул мне Университет больших наук на тарелке, не потребовав ничего взамен, не торгуясь. Просто отдал без торга. Хотя ранее… угрожал всей мощью Норатора. И при том угрожал, целиком и полностью уверенный в своей силе.
