Я расправил, встряхнул плащ и швырнул его навстречу убийцам.
Попал в лица двоим, третий увернулся, прыгнул на меня, но я отскочил, неловко выхватив шпагу. Вспомнив наставления Амары насчет того, как мне лучше управляться со своей железкой, я хлестнул шпагой поперек бородатой рожи, рассек переносицу и, кажется, выбил глаз. Убийца заорал, выпустил кинжал, а я снова хлестанул клинком — теперь уже по рукам, которыми человек закрыл лицо. Потом ткнул острием под грудину подонка — рискованно, ведь под камзолом могла оказаться кольчуга, а значит, я мог сломать шпагу.
Кольчуги не оказалось. Тяжелая шпага, одолженная лично у капитана Бришера, глубоко вошла в плоть. Тут меня настиг один из Страдальцев, проскользнувших мимо Атли. Пожилой, но ловкий, с матросским тесаком в корявой руке. Он рубанул меня по плечу, и очень удивился, когда тесак врезался в сталь пластинчатого доспеха. Я с трудом извлек шпагу из тела, ладонь стала мокрой, рукоятка скользила. Сверкнула молния. Я, почти вслепую, нанес удар, метя куда-то в область глаз пожилого. Шарахнул гром. Я проморгался и увидел, что шпага Бришера торчит из шеи Страдальца. Сам он плямкал губами, выдувал из носа кровяные пузыри.
Ох ты ж… Не хочу это видеть…
В мой бок ткнулся какой-то предмет. Я содрогнулся, отступил быстро, стараясь держать равновесие на скошенной палубе. Труп Страдальца потянулся следом за эфесом, начал падать на меня и я отскочил. Это спасло мне жизнь, ибо Страдалец упал как раз между мной и мужчиной в темном камзоле. Он понял, что под курткой моей кольчуга, и вторым ударом примерился раскроить мне голову.
На площади старого порта раздавались вопли, ясно слышимые даже отсюда. Это было скверно. Кажется, группа поддержки архканцлера Торнхелла — те самые «матросы» — встретилась с неучтенными силами Страдальцев.
Убийца в темном камзоле придержал удар. Последний из тройки все еще путался в плаще.
Где же мои «пьяные рыбаки»? «Матросов» на площади задержали, но у меня есть резерв — переодетые в рыбаков Алые. И совсем они не пьяные, разве что кто-то выпил пива перед боем.
Атли что-то кричала. Группа Страдальцев оттеснила ее к обломку мачты. Их было много, а она одна, но клинки ее работали как мельничные лопасти, разогнанные сильным ветром. У фальшборта ползали раненные, валялись трупы. Дочь Сандера убила или покалечила многих. Конечно, она, как и я, надела под одежду кольчугу.
Убийца надумал атаковать, но в этот момент я, собравшись с духом, сам взмахнул шпагой и подловил его, черканув по запястью с кинжалом. Этого хватило, чтобы он замешкался, и тут уже я не стал зевать — перешагнул покойника и спокойно — даже излишне спокойно, что немало меня испугало — вогнал шпагу под кадык убийцы.
Он затрепыхался и умер.
Третий выпутался из плаща, но я, распалившись, напал на него, вращая шпагой. В моей тактике безумие превосходило умение, но, поскольку шпага была длиннее кинжала, убийца начал отступать к каютам на носу. Глаза его блуждали, затем вдруг выхватили что-то за моей спиной и расширились. Через секунду в спину мою врезался обжигающий клубок, сбил на колени, я едва не врезался в палубу лицом.
Ветвь мертвожизни стала горячей — но не настолько, как в первый раз. С сухим шелестом начали опадать на палубу искры адсорбированного заклятия. По спине несчастного архканцлера, и так уже битой в винном подвале смертным боем, растекся жар, будто я минут тридцать лежал на горчичниках.
Заклятие мага все-таки пробило защиту мертвожизни, но лишь частично. Если судить по тенденции — следующий, третий выпад станет фатальным, и малиновый сгусток прожжет во мне порядочную дыру.
Убийца криво усмехнулся, странно дернулся крючковатый нос, и двинулся ко мне, занося кинжал. Я ударил шпагой снизу вверх, рассекая густой предгрозовой воздух, попал в брюхо и откачнулся: кинжал, который должен был развалить мне голову, просвистел мимо и впился в трухлявые доски палубы. Следом загремел и убийца. Не мертвый, еще живой, но уже безопасный — он корчился от страшной боли, поджав ноги, напоминая первую мою жертву — обрюзглого каторжника на берегу реки, тогда, когда группа крестьян пыталась изнасиловать Амару.
Тучи жахнули дьявольским раскатом. На площади шумели, дудели в трубы, и, в целом, не скучали. Где мои рыбари? Я приподнялся, шатаясь, как пьяный, увидел, что дела у Атли плохи и побрел на помощь. Ее прижали к мачте чуть ли не десятеро Страдальцев, она с трудом обороняла фланги, теряя дыхание, как боксер на двенадцатом — чемпионском — раунде. Лицо ее, искаженное, с оскаленным ртом, все равно было странно притягательным.
А маг?
Он сидел, прижавшись спиной к рулевому ошметку. Голова свешена на грудь. В плече — кинжал. Помер, вложив все силы во второе заклятие, или просто отрубился? Нет времени проверять. Я настиг Страдальца, поджавшего фланг Атли, хлестнул по шее, и, по заветам Амары, перерубил артерию. Страдалец заорал, бросился бежать, перевалился через борт — упал куда-то между двумя кораблями.
— Мур-р, Торнхелл! — откликнулась Атли. — Чешу тебя… за ушком!
Теперь мы вдвоем держали оборону у мачты. Я вслепую отмахивался шпагой, но даже такой помощи для Атли было достаточно.
По сходням забрался и спрыгнул на палубу давешний вздорный карлик с костылем. Ну наконец-то!
— Шутейник! — крикнул я, надсаживаясь, чтобы перекрыть шабаш в небесах. — Мы здесь!
Костыль соскользнул на палубу, обнажив тонкий, серебристый клинок-молнию. Карлик поднял голову, бросая на меня взгляд из-под взъерошенных волос и расправил плечи, став выше на голову.
Глаза у него были тусклые и мертвые.
Это был не Шутейник.
Это был какой-то другой тип, опасный и проворный, как змея.
Он принялся кружить за спинами Страдальцев, пытаясь зайти нам в тыл. Я увернулся от сближения, поставим между нами одного из бандитов. Это стоило мне удара в грудь, который приняла кольчуга. Страдалец, взбодренный успехом, оскалил редкие зубы и заработал тесаком.
У сходен на пирсе — ну наконец-то! — раздался зычный бас капитана Бришера:
— Алые! В бой! В бой!
Страдальцы замешкались. Я ударил своего визави в грудь, и в этот миг псевдокарлик, скользнув мимо бандита, попытался нанизать меня на клинок. Я выпустил эфес шпаги, оставил ее в груди Страдальца, и отпрыгнул. Мертвоглазый ринулся за мной, но я упал на влажную палубу и пихнул его каблуками в колени. Он не ожидал такой хитрости и завалился на меня, выпустив оружие. Я, совершенно озверев, ухватил негодяя за горло, перевернулся и подмял его под себя. Грязные волосья мертвоглазого растрепались. Глаза у него были цвета кукурузной муки. Вблизи становилось ясно, что уродства на лице нарисованы… Он схватился за мои запястья, пытаясь оторвать руки от своего горла. Он был силен, но, все же, не настолько, насколько был силен я, и я душил его, сжимая пальцы на тонкой лебединой шее, готовый переломать ее, превратить в труху. Мертвоглазый захрипел, откинул голову, а я привстал… И увидел его уши.
