— Сколько у Растара дочерей?
— Восемь было, ваше сиятельство. Выжили трое. — Он предвосхитил мой вопрос: — Но их, ваше сиятельство, совершенно невозможно посадить на трон. Взбунтуется весь Санкструм. Корона переходит только по мужской линии…
— Гнусные seksisty!
— Простите?
— Не обращайте внимания, Блоджетт. Итак, повторим еще раз: на наследника указывает император?
— Так точно.
— И им может стать?
— Любой из Растаров.
— Старшинство не важно?
— Категорически нет. Император может указать даже младенца — но в этом случае, разумеется, будет назначен регент а власть частично перейдет к коронному совету.
— А если император не оставит завещания?
— Тогда императора выбирает коронный совет по числу голосов суверенных истинных дворян, достигших совершеннолетия.
— Какая кандидатура у Великих?
— Это великая тайна, ваше сиятельство.
Вот черт, не удалось вытянуть из него фамилию, ослабив подсознание вопросами. А старик куда крепче, чем кажется…
Глава 7-8
Глава седьмая
Смотритель винных подвалов имел скукоженную физиономию старого выпивохи и рот куриной гузкой. Он вскочил при нашем приближении, явно узнал меня, метнул поклон, другой и замер у своего стола. Стол располагался в арке, утопленной в кирпичную стену. Там же были широкие двустворчатые двери, настоящие ворота в ад, а не двери, обитые ржавыми полосами металла. Были они приоткрыты, в замочной скважине торчал массивный ключ с подвеской в виде бронзовой позеленевшей цепочки.
Вход в винные подвалы, царство Бахуса с ручным зеленым змием на поводке.
— Были, были господин хогг… — промолвил смотритель, козлиный голос его отчетливо дрожал. — Как не быть. И сейчас там прохлаж… находится радостно изволят… Великое счастье… Правая рука самого архканцлера! Газеты читаем, видели господина хогга у храма вчерась и вас, вашество… Сам, сам я его в подвалы-то провел!
Я скрипнул зубами. Прохлаждается правая рука! Поэт! Интеллигенция… т-творческая! Понятие трудовой дисциплины поэтам неведомо. Это только я могу, как фанатик, торчать в кабинете от зари до заката, да еще и ночь прихватывать. Это у меня в крови. Хотя сегодня — все, шабаш, я сдулся. Найду Шутейника, отволоку его в ротонду и вырублюсь. Слишком много впечатлений для одного дня.
И в основном — негативных.
— Поможешь мне его отыскать.
— Уже иду, ваше сиятельство! Как же, знаю, где он — господин хогг интересовались, где хранится заморское дивное вино из фиников! Знаю, знаю, где сие хранится, как же не знать… Сей же минут проведу!
Я отпустил Блоджетта, и секретарь, как боевая лошадь на пенсии, ухромал, волоча ноги. По-моему, он был рад со мной расстаться. Избиение наследника престола и уничтожение имперской регалии, да еще кот-убийца, да жуткое посольство Алой Степи — это было слишком для его старческих нервов.
Смотритель мельтешил, бестолково дергался. Схватил один из свечных фонарей, висящих на стене на кованных кронштейнах, зажег дрожащей рукой многолетнего алкоголика, вручил мне, взял еще один.
— Не завезли масла для ламп, вашество… Довольствие нынче выдают скудное… Пользуемся свечками сальными, чадными… Восковых тоже не отпустили, не извольте гневаться…
Скудное, черт. Да Варлойн, похоже, на последнем издыхании… Как мертвый слон — сердце остановилось, а ноги еще работают, волочат тушу, потому как сигнал о смерти не добрался до мозга.
Смотритель налег плечом, отжал правую створку двери, поднял над головой фонарь.
— Прошу, ваше сиятельство, осторожно, тут спуск имеется…
Понесло, понесло таким отчетливым духом, что тут бы и ребенок не ошибся.
Спиртное.
Вслед за смотрителем я ступил на каменный пандус, по которому, должно быть, скатывали бочки. Плесень на кирпичных стенах добавляла особого колорита. Чад сальных свечей перемешивался с холодным воздухом подземелья. Воздух пах вином. А также деревом, что пропиталось вином и иными напитками.
Цок-цок! Цок-цок! Сапоги — мои и моего сопровождающего выбивают звонкую дробь из каменного ската. В носу — вся гамма того, что я описал прежде. Впереди — темень беспросветная, свет от фонарей слегка ее разгоняет, но только слегка. Я тычу шкворчащим фонарем вперед, пытаясь осветить путь, потому что кажется — тусклый светильник проводника может в любой миг погаснуть, и я останусь один. Воспоминания о Шибальбе Ренквиста, где меня подвергли жесткой психологической пытке, где я едва не сошел с ума, слишком свежи.
— А вот тут аккуратней, тут щербина не заделанная, тут осторожнее, господин архканцлер! А дальше щербины и рытвины еще… А над головою-то у нас главный бальный зал, да, куда все Растары, да пребудет с ними милость Ашара, вскорости соберутся…
Смотритель бесконечно квохтал, нервно постукивал каблуками, оборачивался, мне казалось, из его сморщенного рта вот-вот выпадет куриное яичко. Я спросил, где пребывает главный виночерпий, что сегодня не засвидетельствовал мне свое финансовое почтение, и узнал, что тот давно ушел домой.
Мы спустились непосредственно в подземелье, и я увидел длинные ряды разнокалиберных бочек, установленных на деревянных козлах и каменных постаментах, а так же стеллажи с бутылками и амфорами, лежащими донцами ко мне. Арочный свод нависал, давил многотонным грузом. Мой проводник по пути начал аккуратно зажигать свечные фонари на массивных кирпичных колоннах. Пятна желтушного света помогут нам отыскать обратный путь, а его придется искать — ряды бочек уходят куда-то вдаль и теряются из виду, я вижу поперечные коридоры, за которыми — такие же ряды бочек. Найти тут одного человека будет непросто. Найти вина попить — как нечего делать, а вот человека, а уж тем более мелкого хогга, особенно если он задумал укрыться — ой-ей!
Но Шутейник не прячется. Он решил отдегустировать редкостное финиковое вино, с-сволочь.
Под козлами и меж рядов — обломки бочек, ржавые ободы, осколки бутылок, какой-то еще хлам, припавший пылью и паутиной. Давно здесь не прибирались…
— Сколько тут рядов? — спросил я, и голос мой раскатился гулким дрожащим эхом.
Проводник испуганно взмахнул фонарем; пыльные донца бутылок отразили свет мне в глаза. Да что он шуганный такой-то?
— Семь, вашество!
Семь, да еще поперечные коридоры. Лабиринт. Без света я отсюда не выйду. Снова навалилась клаустрофобия, сердце затрепыхалось.
— И насколько далеко они тянутся?
— Далече тянутся, вашество! Там бочки-то кончаются вскорости, а коридоры то тянутся, тянутся… дальше мы нос не суем, боязно. Там старые подземелья, уж совсем старые… И говорят, что многие ведут куда-то в самые глубины того, этого… А там опасно… Пауки да крысы…
