Позади мня слышны крики агонии, позади меня умирают мои волки, они жалобно скулят, они испускают дух и отходят к великому Геле, а я мысленно хороню их и считаю сколькие ушли… за эти минуты. Ушли из-за меня и ради меня.
Поворот головы и… все внутри мертвеет — нет ни одного волка, только разодранные трупы валяются на снегу, и снова вперед, прыжком вверх. Главное, перелететь клешни паука и вцепиться пастью в румяное лицо велиара, но… это было бы слишком просто, слишком красиво и быстро, и я чувствую, как паучья лапа впилась мне в плечо, как откинула назад и пригвоздила к снегу. Удерживает, распоров плоть и кости.
— Далииии. Уходиии.
Волчица метнулась в сторону, исчезая в темноте, а я, застонав, попытался дернуться и стиснул челюсти, чувствуя, как лапа-лезвие прокручивается у меня в ране.
— Тыыы. Грязное валласарское отродье, псина. Думал, победить меня?
Маагар хохочет, продлевая агонию, а я лежу внизу и понимаю, что это конец. Мы проиграли в считанные минуты. Сивар была права. Если бы я привел сюда ее людей — они бы погибли мгновенно. Паук выдернул клешню и замахнулся еще раз. Этот удар будет смертельным.
— Когда ты сдохнешшшшь, я найду твою красноволосую шлюху и трахну ее. А потом заставлю стать моей женой. И плевать, что она моя сестра. Так кровь Вийяров всегда будет чистой.
Паук поднял вторую лапу, и я вдруг увидел перед собой белого волчонка, он прыгнул в снег и оскалился на паука, который вдруг замедлил движение и опустил клешню-лезвие. Я вывернулся в сторону, подскочил вверх и со всех сил вонзил острие меча в один из глаз паука, тот с ревом завалился на бок, а я, перепрыгивая по скользкому телу, подбирался к Маагару, придавленному тушей. Он изо всех сил пытался выбраться, но не мог. Волчонок метался внизу и жалобно скулил.
— Саананская тварь, — взревел Маагар, и в эту секунду его глаза побелели, он повернул неестественно голову назад и острые лучи, как тонкие копья, пронизали маленькое белое тело насквозь. Волчонок упал замертво в снег. Визг стих, а я с воплем и стоном адской боли прыгнул вверх и обрушился на белоглазую тварь. Обезумев от отчаяния, от горечи, от ощущения своего проигрыша, от запаха смерти своих товарищей. Я выдрал эти проклятые глаза и перерубил ему голову. Раздавил глазницы сапогами. А пауки начали обращаться в пыль, растворяться в воздухе и разлетаться пеплом по снегу. Смешиваться с пролитой кровью и оседать хлопьями на мертвых телах. Тени стремительно поползли куда-то назад, обнажая белизну снега.
Я бросился к волчонку… но вместо него увидел скрюченного мальчика…
— Роооон, — наклонился к нему, обхватывая лицо ладонями. — Малыш. Ты что натворил. Зачем пришел, зачем?
Я хватал его руки, тряс за плечи, растирал маленькие пальчики, пока не остолбенел, выдохнул снова, всматриваясь в темное аккуратное пятнышко на среднем пальце.
"Я проклятая дочь… убей меня, вырежи сердце из моей груди, чтобы мне не было так больно. Отруби мне руки и голову, я так надеялась, что ты это сделаешь, отруби. Нет сил с этим жить, нет сил слышать его плач по ночам, видеть во сне маленькие ручки и целовать пятнышко на среднем пальчике левой руки… а потом орать от боли, когда она начинает таять и исчезать. Эта ручка… она давно закопана глубоко… о… Рейн, избавь меня от боли. Как же я ждала, что ты придешь и сделаешь это".
— Вейлин?.. Вейлиииин.
Я схватил его маленькое тельце и прижал к себе.
— Нет… нет, нет, нет, мой малыш. Очнись, открой глазки… это же… О Гелааа. Как же ты жесток. Как жесток со мной. Все это время… мой мальчик был рядом, а я… я не узнал и не почувствовал.
Поднял его на руки и завыл… этот волчий вопль вырвался из самого горла. Мой сын отдал свою жизнь за меня… Это несправедливо. Я не приму этот дар. Я никогда не приму этот проклятый дар. Слышишь, Гела. Не приму. Верни моего сына. Возьми меня.
ОДЕЙЯ
Я металась по лагерю, заламывая в отчаянии руки. Я сходила с ума. То выходила из шатра и бежала к кромке леса, то возвращалась обратно, кутаясь в накидку Рейна, словно прячась в его запах, как будто он сейчас рядом со мной.
Он сильный, он победит. Это же Рейн, мой зверь, мой умный и коварный хищник. Он придумает, как выжить, и вернется ко мне.
Все эти часы я проводила рядом с малышом. Он веселил меня. Прыгал по шатру, выскакивал на улицу и бросался снежками, потом трогал мои волосы, припорошенные снегом, и с восторгом говорил мне:
— Красивая. Маалан.
— Нет… тебе нельзя так меня называть. Я деса Одейя.
— Маалан, — упрямо заявил мальчик и накрутил на грязный палец мои волосы.
— Ты чумазый, и тебя надо вымыть.
Где-то вдалеке завыл волк, и я содрогнулась всем телом, а когда обернулась, то мальчишки рядом уже не было, а по снегу куда-то очень быстро мчался маленький белый волчонок.
— Рон. Эй. Куда ты? Вернииись. Эй. Туда нельзя.
Ушла в отчаянии в лагерь. Бродила между шатрами, глядя в испуганные лица людей, и не знала, что им сказать, как будто чувствуя себя виноватой во всем, что случилось.
— Они вернутся… — как-то неуверенно шептала и сжимала руки.
Ведь не может быть иначе. Мой волк обещал мне никогда не оставлять. Значит, он выполнит обещание. Только внутри так холодно и так страшно, как будто сердце сдавило железными клещами и не отпускает.
Ведь все изменится после этой победы? Настанет мир. Мы будем искать нашего сына вдвоем и обязательно найдем. А сердце не верит, трепещет, больно стонет и замирает, и мне хочется туда, где воют волки и полыхают костры, туда, откуда доносится запах дыма и несется черный пепел ветром. Поймала его руками и поднесла к лицу, а он рассыпался в снег маленькими точкам-пауками. Закричала и отпрыгнула в сторону. Внутри стало еще больнее и тревожней.
И вдруг увидела под пологом шатра полоску света. Вскочила, не веря своим глазам, выбежала на улицу и увидала, как из шатров выходят люди, как смотрят друг на друга, непривычные к дневному свету, как задирают голову к небу, где вдалеке светится яркая полоска восходящего солнца.
Повернула голову и увидела их… около полусотни человек идут, хромая и спотыкаясь. Идут обратно к лагерю.
От радости я вскрикнула и бросилась навстречу, бросилась к ним, силясь рассмотреть огромную фигуру Рейна. От радости перехватило дух, и я мчалась, прихватив юбки, пока не увидела Дали, покрытую грязью и кровью. У нее на руках белокурый малыш, а рядом, едва перебирая босыми ногами, идет Лори. Глядя перед собой в пустоту.
— Мы победили? Ведь вышло солнце? — закричала я и бросилась к сестре Рейна. — Где он? Где Рейн?
Она поняла на меня уставшие глаза, потом протянула мне мальчика, и я тут же прижала его к груди. Скорее инстинктивно.
— Где Рейн?
— Он не вернется, — тихо сказала Далия и прошла мимо меня, а я бросилась следом.
