Я попятилась назад, стараясь не смотреть, что там происходит, споткнулась о чье-то тело и упала на четвереньки, закрыла уши руками. Не знаю, как долго длилась эта вакханалия смерти, мне казалось, что целую вечность, пока вдруг все опять не стихло. Ни звука… только завывание ветра и шорох осыпающегося снега вперемешку с моим бешеным сердцебиением. Где-то вдали стоны тех, кто выжил, заглушаемые порывами ветра. Я все еще не решалась открыть глаза, а когда открыла, чуть не закричала, увидев морду чудовища прямо перед собой. Он сидел напротив меня, голой, стоящей на коленях и дрожащей от страха, как в лихорадке. Жуткий, с горящими глазами и окровавленной пастью. Я смотрела на него, прерывисто дыша и не смея пошевелиться. Пока он вдруг не склонился ко мне еще ближе, обнюхивая. Я судорожно сглотнула, глядя на огромную морду с переливающейся обсидиановой шерстью, массивной холкой и широкой шеей, которую и руками не обхватить. Всхлипывая и дрожа всем телом, смотрела зверю в глаза и понимала, что, если бы не он — меня бы сожрали живьем баорды. Но кто знает, кто из них опасней? Волк вытянул морду вперед, тронул носом мои волосы и снова отпрянул. Несколько секунд глаза в глаза. Никогда не видела у животных такого взгляда, а ведь у отца был вольер с белыми леопардами, я часто смотрела в глаза диким зверям и могла прочесть в них что угодно… все, кроме этого странного выражения, словно… этот волк меня знает. Словно он не животное, а человек. Потому что он явно думал, пока смотрел на меня, и, самое страшное, я не знаю, о чем. Возможно, выносил мне приговор. Зверь вдруг коснулся языком моего плеча, и я чуть не заорала от ужаса, потому что он слизал с него кровь.
Мне стало до безумия страшно пошевелиться, и я боялась, что он все же нападет, но он только смотрит, не моргая. Сглотнув, я перевела взгляд на его приоткрытую пасть, заметила старые шрамы с обеих сторон, там, где тонкими кривыми полосами отсутствовала шерсть. Посмотрела вниз на его лапы с острыми когтями и увидела, как в снег упала капля крови, снова подняла взгляд на зверя и только сейчас заметила на массивной шее рваные раны от кинжала баордов. Протянула руку, и он оскалился, зарычал так громко, что я всхлипнула, мне даже показалось, что от силы этого рыка мои волосы откинуло назад.
Волк опять обнюхал мои волосы, лицо, и я прикрыла глаза, все так же рвано дыша и тихо всхлипывая от панического ужаса.
А он вдруг попятился назад, а потом просто ушел вглубь леса.
Я так и осталась сидеть в окровавленном снегу, посреди разорванных трупов с мечом в руке… пока не почувствовала, как темнеет в глазах и кружится голова, плывет сознание.
Пришла в себя ненадолго, понимая, что лежу в снегу, почувствовала, как кто-то укутал меня во что-то очень теплое, источающее запах костра, крови и еще один едва уловимый, показавшийся мне смутно знакомым, а потом поднял на руки. В воспаленном мозгу вспыхнуло удивление — кто осмелился меня касаться? Кто настолько безумен, что решился нести голую ниаду на руках?
С трудом приоткрыла глаза и, увидев железную маску с горящим под ней зеленым фосфором взглядом, вздрогнула и со стоном окончательно провалилась в темноту.
* * *
Он исчез, сбросив меня со спины в яму, ту самую. В которую когда-то уже приносил несколько лет назад, и скрылся в густой и вязкой, туманной тьме. Стало холодно и страшно, стало до дикости тоскливо, и я отчаянно взмолилась, протягивая руки, хватая призрак и ускользающее тепло звериного тела.
— Рейн, — закричала и бросилась к земляной стене, но волчья морда злобно сверкнула ярко-зелеными глазами, заставляя отступить, словно приказывал сидеть там и не сметь высовываться. Я попробовала зацепиться за земляную стену, но волк оскалился и зарычал с такой силой, что меня сдуло обратно вниз. Нет, я его не боялась. Скорее, поняла, что он требует повиновения, и подчинилась. Кому, как ни ему. Кому, как ни своему мужчине, которого признавала каждая клеточка тела, каждая мурашка на коже. Попросит склонить голову и обнажить шею для топора, я так и сделаю. Имеет право. Я заслужила… я с гордостью и честью приму смерть от его рук. Для этого я дышала все это время. Дать своему зверю возможность лично меня наказать.
А потом услышала топот копыт и свист стрел, собачий лай. Погоня. Маагар выслал за стаей гайларов погоню? Он в своем уме? Или окончательно обезумел? А потом вспомнила о стрелах, пропитанных ядом, и похолодела. Он уверен, что убьет волков. Вот почему погнался, хочет выйти победителем. Подлая тварь. Если бы не было такого преимущества, никогда бы этот трусливый пес не сунулся в логово волков. Я переворошила шкуры, сброшенные на лапы елей, и нашла спрятанные фляги с дамасом. Крепким валласарским пойлом, сбивающим с ног даже здоровенных деревенских мужиков. Открыла крышку и сделала несколько небольших глотков, чувствуя, как алкоголь растекся внутри, согревая и стирая шок от пережитого. Холодные пальцы нашли уже знакомое кресало, но огонь я не разожгла. Это могло привлечь врагов… да. Для меня лассары уже давно стали врагами. Я забыла те времена, когда с мечом наголо защищала земли своей Родины.
Перед глазами эта же яма и я, вкушающая жаренное мясо под острым взором обсидианового хищника. Тогда я еще не знала, кто он… Помню. Как бросила ему кусок мяса, поделилась добром, и мне показалось, что волк сейчас рассмеется надо мной.
* * *
— Не ешь свинину? Человечина вкуснее? Ну и не надо. Мне больше достанется. Или ты уже наелся? Разодрал того несчастного, у которого отобрал все это? Что смотришь на меня? Думаешь, я сошла с ума?
Не знаю, почему я с ним разговаривала… наверное, это помогало мне не бояться его до истерической паники. Я отпила дамас и, глотнув воздух широко раскрытым ртом, с наслаждением почувствовала, как по телу разливается тепло. Вместе с ним приходило странное спокойствие. Если я все еще жива, значит, мне пока везет. Несколько глотков дамаса добавили храбрости, и я опять заговорила со зверем.
— Если ты решил меня съесть, сделай это, когда я усну, хорошо? И сделай это быстро. После твоих когтей все так болит и жжет. Надеюсь, ты знаешь, что такое милосердие.
Волк пошевелил ушами и шагнул ко мне, а я, расплескав дамас, снова вжалась в стену, бросая взгляды на кинжал. Волк приблизился настолько, что теперь опять ощущался его едкий звериный запах, от которого вставал дыбом каждый волосок на теле. Склонил голову и провел языком по моим ранам на груди, а я коротко всхлипывала, и от ожидания, что раздерет на ошметки, свело судорогой все тело… но он не тронул, а раны перестали саднить и печь. Опустил морду еще ниже и ткнулся ею в мои израненные пальцы. Лизнул шершавым языком… а я замерла, тяжело дыша и стараясь не дрожать.
Говорят, что страх вызывает всплеск адреналина, и звери его чувствуют. Если жертва боится, ее непременно сожрут или покусают. Но волк всего лишь зализывал ссадины на моих пальцах. А я, застыв, смотрела на его огромную голову — кое-где запеклась кровь, и просвечивали рваные раны. Он улегся рядом, согревая меня своим жаром и показывая всем видом, что не тронет. Снова бросила взгляд на кинжал… но желания убить волка уже не возникло.
— Не знаю, зачем ты это делаешь… понятия не имею. Но я не смогу вечно сидеть в этой яме. Рано или поздно тебе придется или отпустить меня, или…
