У него даже слегка кружится голова, пока они идут по Мичиган-авеню. Стоит прекрасная погода, в небе серебрятся облака, и жара только-только начинает подниматься. Мэй заходит в какой-то магазин, и в этот же самый момент в руке Хьюго вибрирует телефон. Он остается снаружи, чтобы прочитать сообщения от своих братьев и сестер, которые сыплются одно за другом.
Альфи: «Эй, Хьюго! Готов поспорить, что Джордж каждое утро будет печь тебе свежие булочки, лишь бы ты согласился жить с ним…»
Джордж: «Отвали, Альфи!»
Альфи: «Я просто хочу помочь тебе, братан!»
Айла: «Кстати, Альф, ты был последним, с кем он делил комнату».
Альфи: «И что?»
Оскар: «А то, что он сбежал от нас».
Альфи: «И что?»
Поппи: «Боже! Сложи два и два, чувак».
Альфи: «Эй! Я же классный!»
Айла: «Вряд ли это первое, что приходит на ум».
Альфи: «Потому что первое, что приходит на ум, – это “гений”?»
Айла: «Ты правда хочешь, чтобы я ответила?»
У Хьюго сосет под ложечкой, и его охватывает чувство вины. Ему хочется сказать им, что дело не в Джордже. Они все вообще тут ни при чем. Но он и сам понимает, что это не совсем правда. Как же это возможно – скучать по человеку (вернее, по пяти) – и одновременно быть бессовестно счастливым от того, что ты далеко от них?
Появляется новое сообщение, не из группового чата.
Поппи: «Не волнуйся за Джорджа. Правда. Что бы ты ни решил, он переживет».
Хьюго: «Думаешь?»
Поппи: «Понимаю, это не всегда легко, но просто делай то, что хочешь».
«Что я хочу», – думает Хьюго, глядя на облака.
Посмотрев на телефон, он пишет: «Я не хочу возвращаться».
И тут же с колотящимся сердцем стирает предложение по одной букве. Он даже не понимал, что думал об этом, но теперь эти слова тяжелым грузом оседают в сознании.
«Я не знаю, чего хочу», – печатает Хьюго вместо предыдущего сообщения, но лицо его горит, потому что он не совсем уверен, что это правда.
Поппи: «Тогда не затягивай с этим».
Хьюго: «Спасибо, Пи. Ты лучше всех».
Поппи: «Не уверена, но по крайней мере лучше Альфи, верно?»
Хьюго: «Ты в тройке лучших, это точно».
Мэй выходит из магазина, и Хьюго, улыбнувшись ей, отправляется следом за ней, но в его голове по-прежнему крутится фраза: «Я не хочу возвращаться». Он изо всех сил старается задвинуть эту мысль подальше, но она уже вырвалась на свободу, на солнечный свет, и теперь от нее не так-то просто отделаться.
Мичиган-авеню завершается небольшим пляжем, который располагается недалеко от старинной водонапорной башни
[24]. Этакий оазис, раскинувшийся в тени небоскреба Джона Хэнкока и в конце одной из самых оживленных улиц в мире. Хьюго с Мэй переходят через дорогу и ступают на песок, мягкий и блестящий. Здесь многолюдно, кругом лежат полотенца, и они решают подойти к кромке зелено-голубого озера. Сегодня оно неспокойно – напоминание о вчерашней грозе, – но Хьюго, взяв в одну руку кроссовки, приближается к краю воды. Когда волна набегает на его ноги, он вздрагивает.
– О, как холодно! – радостно говорит он, и Мэй тоже заходит в воду.
Она берет камеру и по очереди снимает воду, небо и отражающееся в зданиях солнце. Мэй смеется, когда волна ударяется о ее ноги, обдавая брызгами платье, и от звука ее смеха на душе Хьюго становится легко. Посмотрев вниз, он замечает торчащую из мокрого песка стекляшку, обкатанную водой, и поднимает ее, вспомнив о тех камнях из разных уголков земного шара. Хьюго убирает стеклышко в карман и наполняется счастьем от того, что ему удалось заполучить частичку этого города, этого момента.
Через несколько минут Мэй возвращается на пляж, и Хьюго идет за ней. Они ложатся на песок, закрывая руками глаза, в рот им попадают жесткие песчинки. Сам песок такой щекотный, чудесный и теплый, что Хьюго хочется остаться здесь навсегда.
– Только мы не можем оба сейчас заснуть, ясно? Иначе опоздаем на поезд.
Мэй поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, и он видит веснушки на ее переносице.
– Мы встали около двух часов назад, а тебе уже хочется подремать?
– Под солнцем сморило, – отвечает он. – И я еще не преодолел разницу во времени.
– Поспишь в поезде. А сейчас тебе придется разговаривать со мной.
– А нельзя сначала поспать, а потом поговорить? – с трудом подавляя зевок, спрашивает Хьюго, и Мэй лишь морщит нос, что лично он находит неотразимым.
– Почему вы выбрали поезд? – спрашивает она. – И почему здесь?
– Ну, у меня нет водительских прав, а Маргарет ненавидит сидеть за рулем, так что от поездки на машине сразу пришлось отказаться.
– У тебя нет прав?
– В моей семье восемь человек и одна машина. Сложно попасть за руль. К тому же поезда всегда казались мне очень романтичными, – отвечает Хьюго и тут же чувствует, как начинает гореть лицо. – Не в этом смысле. Я хотел сказать… Они вызывают во мне что-то типа ностальгии. Ну, ты понимаешь?
Мэй улыбается.
– Моя бабушка говорит, что однажды оставила в поезде свое сердце.
– С молодым человеком? – уточняет Хьюго. – Или в багаже?
– С молодым человеком.
– Это хорошо. Надеюсь, мое не осталось в бумажнике.
Мэй кладет ладонь ему на грудь, и он чувствует, как сразу же ускоряется его пульс.
– Нет, оно на месте, – говорит девушка. Ее лицо совсем близко.
– Это была ее идея, – продолжает Хьюго, когда Мэй убирает руку. – Маргарет спланировала все путешествие. Тогда я думал, ей просто хочется, чтобы мы провели как можно больше времени вместе, чтобы я был рядом, когда она поедет в Стэнфорд. Но теперь я уже не так в этом уверен. Мне кажется, она чувствовала себя виноватой.
– Из-за чего?
– Из-за того, что уезжала от меня.
Они оба молча лежат и наблюдают за кружащей в небе птицей. Вдруг Мэй поворачивается к нему.
– И вот теперь ты здесь.
Хьюго достает из кармана удивительно гладкое стеклышко светло-зеленого цвета. Он поднимает его и смотрит, как оно переливается на солнце, а потом сжимает в кулаке.
– Да, теперь я здесь.
Мэй
Кажется, что с их последнего визита на Юнион-Стейшн
[25] прошло несколько лет, хотя на самом деле всего двадцать четыре часа. Хьюго и Мэй сидят на отполированных деревянных скамьях и ждут поезд, когда на экране телефона Мэй появляется видеовызов от бабули. Ответив, девушка отходит в сторону, чтобы отыскать тихий уголок, но бабушка говорит ей: «Погоди!»
