Хьюго качает головой.
– Ты ненормальная.
Мэй пожимает плечами.
– Если тебе станет легче, то для меня все было по-другому.
– Правда? – с довольным видом говорит он, но тут же хмурится. – В хорошем смысле?
Она кивает.
– В очень хорошем смысле.
Хьюго широко ухмыляется, и они возвращаются к еде, но то и дело невольно косятся друг на друга и улыбаются. Его колено снова задевает ее ногу под столом, и Мэй ощущает, как это прикосновение, словно прибой, подкатывает к ее груди и плещется там чудесной, невесомой и блестящей волной.
Спустя какое-то время он кивает.
– Для меня все тоже было по-другому.
Хьюго
Позавтракав, они отправляются гулять по Мичиган-авеню. Их рюкзаки остались в отеле, но Мэй взяла с собой камеру, и когда они проходят мимо чего-то, достойного внимания, – зеленоватой реки, изысканно украшенного здания из белого камня или маленького мальчика в пиратской шляпе – Хьюго ждет, пока она сделает очередной кадр.
– Би-ролл, – говорит Мэй.
Хьюго озадаченно смотрит на нее.
– Что это?
– Кадры со съемок, которые я вставлю между интервью.
Он не может сдержать улыбку.
– Мне нравится, когда ты говоришь кинематографическими терминами. Звучит впечатляюще.
– Ну, это не первое мое родео.
– Это тоже профессиональный жаргон?
– Нет! – смеясь, отвечает Мэй. – Это значит, что я уже делала это раньше.
– Ясно. Но скажи мне, какая связь между би-роллом и родео?
Мэй качает головой, глядя на него, но Хьюго замечает, как она оживилась, когда речь зашла о фильме.
– Мне не хочется, чтобы интервью казались безжизненными. Ведь сам поезд – это тоже часть истории: куда он направляется и откуда. Поэтому я снимаю по дороге, чтобы потом включить эти кадры в фильм: то, как проходят мимо люди, как пролетают в небе птицы, как меняется освещение в городе. А еще основные достопримечательности, классные виды и тому подобное.
Хьюго, ухмыляясь, встает перед объективом.
– А я считаюсь?
– Достопримечательностью? – опуская камеру, говорит Мэй. – Нет.
– Может, тогда сойду за классный вид? – Они стоят посреди тротуара, и люди обходят их с обеих сторон. Он наклоняется ближе. – Не знаю, в курсе ли ты, но я очень-очень классный.
Она смеется, и у Хьюго такое чувство, словно он выиграл приз.
– Может, это и правда, но ты все равно не подходишь.
– Почему нет? – спрашивает парень, когда они снова пускаются в путь, лавируя между людьми, делающими селфи на фоне реки. – Я тоже часть этой поездки.
– Да, но мой фильм об интервью. А не о нас.
Слово «нас» заставляет его улыбнуться.
– Но и ты едешь на поезде. Это и твое путешествие.
– Нет, – резко повернувшись к Хьюго, говорит Мэй. – Оно их. В этом суть.
– Но ведь есть же документалки, где режиссер снимает и себя?
Девушка хмуро смотрит на тротуар.
– Есть, – помолчав, отвечает она. – Но мой фильм не из них.
– Почему?
Мэй внезапно останавливается. Ее глаза горят, волосы спутались от ветра. Она о чем-то глубоко задумалась, и Хьюго считает веснушки на ее носу.
– Потому что, – сосредоточенно отвечает она наконец, – я не знаю, как быть по обе стороны камеры.
Хьюго уже готов пошутить, что сделать это довольно просто – «Тебе всего лишь нужно сделать два шага влево!» – но, глядя на ее расстроенное лицо, он решает промолчать. Ему хотелось бы узнать больше, но он прямо-таки видит, как закрывается окно, как что-то меняется в выражении ее лица. Мэй отворачивается и идет дальше. Парень следует за ней, и они молча шагают по улице. Проходя мимо огромного серого здания, Хьюго замечает вмурованный в фасад камень и спешит посмотреть, что это, чуть не сбив Мэй.
– Ничего себе! – говорит он, когда девушка встает рядом с ним, и показывает на темный валун и высеченные под ним слова. – Он из Великой Китайской стены!
У Мэй округляются глаза.
– Ух ты!
– Посмотри здесь! – возбужденно восклицает Хьюго и отходит левее, к другому камню, белому и неровному. – Колизей! – Его глаза мечутся между многочисленными фрагментами, встроенными в нижнюю часть небоскреба
[20]. – Аламо
[21]! Собор Святого Петра
[22]! Черт побери… а это из Берлинской стены!
Он обходит здание, закинув голову, а Мэй семенит за ним. Хьюго сейчас похож на лунатика, но он ничего не может с собой поделать. Сколько мест, сколько крошечных частичек со всего мира прямо перед его глазами! С открытым ртом он изучает остальные: кусочки парижской Триумфальной арки, Вестминстерского аббатства и Тадж-Махала, камни из Антарктиды, Йеллоустона
[23] и даже с Луны. С Луны!
– Просто невероятно! – тихо говорит он, разглядывая камень из Парфенона. Затем поворачивается к Мэй. – Почему я не знал об этом? Почему никто не сказал мне, что это первое, что я должен увидеть в Чикаго?
Девушка смеется его порыву.
– Не знаю. Я сама никогда не слышала об этом месте. Классно!
– Нет, Мэй, – строго говорит Хьюго. – Пицца, которую мы ели вчера вечером, была классной. Или сегодняшние вафли. Но это? Это нечто иное!
До поезда всего несколько часов, и в городе еще так много других достопримечательностей, но Хьюго настаивает на том, чтобы еще побыть здесь и как следует рассмотреть каждый камень, он, как завороженный, бродит вокруг небоскреба. Но даже когда они наконец уходят, он все продолжает думать о том, сколько разных мест представлено здесь, и о том, как смогли вместить целый мир в одно-единственное здание.
