Нет, к берегу не успеть. Пламя спалит их задолго до того, как они выберутся на сушу.
«Что делать, предки, что делать?»
Однако откликнувшийся голос не принадлежал никому из родных.
Ты знаешь.
Саурфанг…
Да, Зекхан это знал. Замедлив шаг, он остановился. Детишки яростно, до синяков, замолотили по спине кулачками, гоня спасителя вперед, но Зекхан снова, в отчаянии оставив всякую осторожность, нащупал в себе силу ветров. Увлекаемые последними каплями магии, какую он только сумел призвать на подмогу, детишки взмыли высоко вверх, звучно шлепнулись наземь, но опасность им уже не грозила. Подбежавшие солдаты Таланджи схватили малышей и поволокли прочь, а двое, задержавшись, отыскали на берегу длинный обломок кости динозавра и, уклоняясь от града стрел, протянули его в сторону Зекхана.
Рука помощи…
Каждый шаг давался труднее прежнего, смола неумолимо преграждала путь. Волна жара настигла Зекхана как раз в тот миг, как он потянулся к обломку кости. Увидев отсветы пламени в глазах пришедших на выручку троллей, он из последних сил рванулся вперед… но тут тролли в ужасе разинули рты, языки огня безжалостно лизнули спину, в ноздри ударила вонь паленого волоса.
Скорчившись, ахнув от боли, Зекхан вцепился дрожащими, покрытыми волдырями пальцами в спасительную кость, и тролли потянули его к себе.
«Бегите! – хотелось крикнуть ему. – Бегите! Меня не спасти! Что толку труп выручать?»
Но боль не давала выговорить ни слова.
Смерть Зекхан представлял себе по-другому – медленнее, милосерднее, как будто, повернувшись спиной к заходящему солнцу, уходишь в ночь. Вместо этого смерть налетела, точно один из им же призванных смерчей. Весь мир разом исчез, скрылся во мраке над головой. Чья-то невидимая рука выдернула Зекхана из собственного тела и швырнула в воронку вихря, тянувшуюся вниз, вниз, вниз… Казалось, его влечет в бездну неудержимый поток, водопад призрачно-бледных душ, и падению не будет конца. Вокруг мелькали полупрозрачные лица падавших вместе с Зекханом. Неужели и он с виду так же потрясен и напуган?
Снизу, из ямы, змеясь, взвились кверху цепи, призрачные серебристые оковы с лязгом сомкнулись на плечах, на запястьях, повлекли вниз, вниз, вниз…
Время утратило всякий смысл. Как долго длилось падение? Этого Зекхан себе даже не представлял. Бездна внизу рокотала, урчала, подрагивала, будто брюхо изголодавшегося мира. Что бы ни ожидало их всех там, впереди, Зекхану туда не хотелось. Каждая унция здравого смысла, сохранившегося в его душе, криком кричала, предвещая недоброе. Летящие в бездну духи застонали, заплакали, заскулили, и эта ужасная погребальная песнь заглушила все мысли, все чувства, все желания. Остался один только страх, одна только истина, открывшаяся Зекхану в полете навстречу багрово-черной трясине, бурлившей там, на далеком-далеком дне. Неведомое, прятавшееся в глубине, за завесою мрака, встрепенулось, желая, чтоб Зекхан дрогнул, сломался. Кто-то внизу наблюдал только за ним, видел его и только его одного. В конце полета, готовясь сожрать, поглотить, поджидало Зекхана неизъяснимо ужасное, неназываемое зло. Это и была смерть. Смерть, ничуть не похожая на встречу с родными в залитой солнцем степи, которую Зекхан видел глазами Саурфанга. Смерть, не сулившая ни радости, ни блаженства – одни лишь вечные муки, тьму, без остатка уничтожающую всякую жизнь, какая только попадет к ней в пасть.
– Зовите лекарей! Его ожогами нужно заняться сейчас же!
Совсем не похожий на скорбные завывания духов, этот голос – ясный, едва ли не нежный – прокатился по самой кромке сознания, будто рябь по воде, и Зекхан отчаянно замахал руками, пытаясь направить полет к нему.
– Как это произошло? – властно спросил тот же самый знакомый голос.
– Э-э… Темные следопыты, моя королева. Нас ждали. Ждали в засаде у битумных ям. Крови там пролилось…
Королева… Вспомнить ее имя оказалось не под силу: имена ускользали из памяти, будто вода между пальцев.
Голос королевы зазвучал громче, набрал силы, по стенкам вихря зазмеились, замерцали в такт ее речи искорки молний:
– Да где же эти целители?!
– Нет, ты, дитя мое, ничем ему не поможешь. А вот я кое-что сделать могу.
Новый голос, куда сильней королевского! Несущиеся вниз души вокруг разом притихли, будто только его и ждали.
Вдруг чья-то рука, ухватив Зекхана за щиколотку, дернула, поволокла книзу, к безымянному злу в кипучем пурпурно-черном водовороте. Зекхан забарахтался, впился ногтями в воздух, но одолеть этой силы не смог.
– Рано, мой мальчик. Рано. Не торопись, послужи мне еще немножко…
Теперь Зекхана потянули в обе стороны разом. Еще более твердая рука, стиснув ладонь, повлекла его вверх. Уступать ни одна из противоборствующих сил не желала, и на миг ему показалось, что его вот-вот разорвут пополам, но тут нога, наконец-то, освободилась, и Зекхан пулей понесся ввысь, с головокружительной быстротой удаляясь от меркнущих позади огоньков.
Однако нечто, таившееся во мраке, его увидело, и слова его Зекхан не столько услышал, сколько почувствовал: казалось, в голове зреет некая бесчеловечная идея, зарождается, рвется наружу мрак – мрак всеобъемлющих, нескончаемых мук.
Увлекаемый вверх, Зекхан все быстрей и быстрей мчался к крохотному, с булавочную головку, пятнышку света, которого раньше не замечал… а может, раньше его там и не было? Свет стремительно приближался, и Зекхан засомневался, пройдет ли в столь тесный лаз, а между тем скорость не убывала. Закрыв глаза, Зекхан собрал волю в кулак… и полной грудью вдохнул воздух Азерота, с силой хлестнувший в лицо.
Проморгавшись, он обнаружил, что лежит на боку, в каком-то домишке, свернувшись в постели клубком. Охваченное жаром тело ныло, тряслось лихорадочной дрожью, но многочисленные ожоги были все до единого смазаны чем-то прохладным и несказанно нежным. Правда, на них даже смотреть не хотелось, однако Зекхан опустил взгляд и при виде до черноты обгорелых ладоней, при виде кожи, вздувшейся отвратительными кроваво-красными волдырями, невольно передернулся. Обожженное тело откликнулось вспышкой мучительной боли, и Зекхан страдальчески сморщился, но растревоженным ожогам и это пришлось не по нраву.
– Ай!..
– Он жив! У тебя вправду вышло!
Над Зекханом, не сводя с него глаз, прикрыв ладонями губы, стояла Таланджи. За спиной королевы маячила знакомая иссиня-серая фигура лоа могил. Глаза Бвонсамди под маской полыхали бирюзовым огнем. Зекхан тихонько захныкал. Огня он больше не желал ни видеть, ни слышать, ни чуять, ни даже вспоминать о нем.
– Я… я видел там кое-что… но вовсе не то, чего ожидал! Это было… просто ужасно. Ты мне солгал, Бвонсамди! Ты мне солгал!
– Что же ты видел? Говори! – спросил Бвонсамди, словно бы в страхе встрепенувшийся, на миг затаивший дух, едва услышав его. – Говори же!
– Молчи. Побереги силы, – с мягким упреком в голосе сказала Таланджи. У ног ее стояли шесть порожних горшков из-под травяной мази, которой смазывали ожоги. – Целители скоро вернутся. Бвонсамди велел отослать их.
