– Для чего все это? – вздохнула я, поднимая руку Матери и сжимая ее. – Книги… Боги… Переплетчики… Зачем их здесь держать? Почему просто не дать миру все эти творения?
Ответ последовал не от Малатрисс, а от Седьмого. Я не ожидала, что он удостоит меня вниманием теперь, после того как был вынесен приговор, но яйцеподобная голова, венчавшая мягкое белое тельце, низко наклонилась, разглядывая меня с заинтересованной улыбкой.
– Она видит так много, но понимает так мало! Хаос, Дочь Деревьев. Потому что хаос. Люди шныряют повсюду. Они вздорят и ссорятся. Они воюют. Все это так интересно! И если это делают люди, почему бы и богам не заняться тем же самым? Это просто очередная игра, за которой можно наблюдать, еще одно состязание, которое интересно посмотреть.
Хаос и равновесие. Я возмущенно покачала головой. Многие злые и испорченные школьницы в свое время утверждали, что на самом деле там, наверху, никакого Бога нет и что все усилия смертных лишены смысла. Но услышать это от того, кто мог бы знать, как обстоят дела на самом деле…
– Значит, это все игра… – пробормотала я. – Вы создаете книги и этих богов, просто чтобы увидеть, кто победит?
Переплетчик посмотрел на меня с долей жалости, как на дурочку.
– Ну да.
– Игра. Игра! Мои друзья, люди пастуха, Отец, Мать – все мы сражаемся друг против друга просто ради вашего развлечения? – Внутренний голос велел мне остановиться. Голос внутри сказал, что больше ничего нельзя сделать, что я ничего не добьюсь, если погибну здесь. Я некоторое время помолчала, потом глубоко вздохнула и спросила: – А если я откажусь играть в эту отвратительную игру?
Переплетчик широко развел все свои свободные руки – около двадцати в общей сложности.
– Что станет делать просительница, когда покинет это место, сказать не могу. Но я буду наблюдать. – Тут Седьмой впервые улыбнулся, и эта улыбка потрясла меня до глубины души. – Я буду следить за ней с огромным интересом.
– Вы будете разочарованы, – сказала я.
Поскрипывание пера над нами прекратилось. Оно завершило переписывание книги. Все произошло так быстро. Но для этих потусторонних существ наша жизнь – наша игра, – вероятно, была легко поглощаемым развлечением. Наши человеческие жизни, несомненно, пролетали в мгновение ока, а вечные жизни таких, как пастух и мистер Морнингсайд, заслуживали чуть больше внимания. Нас нельзя убить, – как-то сказал Отец, – можно только заставить сдаться. Только… В отношении меня это уже не было правдой. Отец больше не оказывал ни малейшего влияния на мое сознание. Я заставила себя думать о пастухе и об Отце – и чувства, к счастью, были моими собственными.
Это было единственным положительным моментом в моей… утрате.
Я с трудом поднялась на ноги, глядя, как Седьмой вручает Малатрисс законченную книгу. Она с заметным благоговением приняла ее и положила в валявшийся на полу мешок, в котором я принесла сюда Белую книгу.
Подойдя снова ко мне, она подождала, пока я повернусь спиной, и надела лямки мне на плечи, на удивление осторожно обращаясь с моей сломанной правой рукой.
– Как ты заберешь ее отсюда? – насмешливо прошипела она мне на ухо, придвинувшись так близко, что я почувствовала, как бусины на ее ожерелье касаются моей здоровой руки. – У нас ничего не пропадает. Ты можешь оставить ее здесь, зная, что она займет свое место в мире в качестве будущей книги, страниц или новой легенды. Ты никогда не увидишь этого, но ее тело не пропадет зря. Ты можешь взять с собой ее дух, но не можешь забрать из Гробницы ее тело. У тебя просто не хватит сил.
– Посмотришь.
На этот раз книга не была тяжелой – наоборот, она была легкой. Думаю, только слова другого или других богов давили на несшего книгу человека. Мать все еще лежала перед Переплетчиком, и я отошла от Малатрисс, присела и сунула руку под мягкое одеяние из перьев. Меня не волновало, сколько усилий для этого потребуется: я была исполнена решимости забрать тело Матери с собой.
Малатрисс улыбнулась, когда я, кряхтя, выпрямилась, с трудом подняла Мать и снова подошла к ней.
– Она должна обрести покой, – заявила я.
Глаза львицы расширились, змея на ее шее отпрянула.
– Она и так обрела покой, малышка. В тебе.
– Как Отец? – заморгала я. – В меня были вложены ее разум и воля, не только ее дух?
– Я уверена, ты ее услышишь, – кивнула Малатрисс, – когда она будет готова заговорить с тобой.
Мать не заговорила, пока Малатрисс вела меня прочь от единственного источника света в Гробнице. Она молчала, когда Переплетчик снова устроился в своем гнезде и его тело и ноги исчезли в непроглядной тьме под высоким – возможно, бесконечно высоким – куполом. Когда-то мне снилось это место. Интересно, теперь, когда дух Матери живет во мне, приснится ли оно мне снова? Или после всего пережитого оно придет ко мне только в кошмаре?
Мать продолжала молчать, пока я, ковыляя, продвигалась все дальше и дальше, волоча за собой ее тело, потому что не могла как следует нести его. Снова и снова я смотрела на ее губы, каждый раз понимая, что они навсегда останутся неподвижными. В Гробнице стояла кромешная тьма, но я чувствовала спящих богов вокруг, ожидающих своей очереди снова стать пешками в играх Переплетчиков.
Появилась дверь, очень похожая на ту, через которую мы вошли в замок, но вместо тьмы она обещала нечто иное.
Я видела зелень, солнечный свет, намек на древние камни замка. Я ощущала упрямую потребность двигаться вперед. Передо мной лежал выход. Мать должна была попасть туда вместе со мной. Не имело значения, сколько мне понадобится времени, чтобы вытащить ее отсюда, – я намеревалась пыхтеть, потеть, кряхтеть, но не сдаваться. Ее тело не должно было стать материалом для очередной книги. Мать заслужила, чтобы солнце еще раз поцеловало ее, а поля в последний раз приняли в свои объятия.
Малатрисс ждала у двери, запрокинув голову и высоко вздернув подбородок. Она приподняла одну темно-коричневую бровь, ожидая, когда же я доковыляю до своей свободы. Голова ее змеи, Ниры, раскачивалась, словно оценивая меня с гастрономической точки зрения.
– Не беспокойся, – заверила я ее, ощутив холодный, свежий воздух своего мира. – Я никогда больше сюда не приду. У меня не возникнет искреннего желания сделать это.
Она замерла, но змея метнулась вперед, обернувшись вокруг меня. Малатрисс держала ее за хвост, а змея сжимала меня так сильно, что выдавила весь воздух из моих легких. В шоке я отпустила тело Матери, и оно выскользнуло из моих рук.
– Ты была первой, кто выжил после игры в кости с Переплетчиком в этом месте, – прошептала Малатрисс, и взгляд ее стал холодным и пустым. Она оскалила острые, как бритва, клыки. – Может, тебе лучше умереть. Может, было бы лучше, если бы никто не смог отсюда выбраться, даже когда на их стороне судьба и удача.
– Пожалуйста… – Я обхватила руками тело змеи и, почувствовав в своих руках силу Матери, крепко сжала мягкое, мясистое тело. – Позволь мне уйти, или твоя любимица умрет вместе со мной!
