Моя ладонь на миг застыла, сжавшись в кулачок.
– Он все мне рассказал, – повторила Банти. Голос ее был ровным, бесцветным не потому, что ей было тяжело говорить, он просто ничего не выражал. Она по-прежнему даже не взглянула на меня.
– О чем? Не спеши, я знаю, тебе сейчас нелегко… – я пыталась разговорить ее.
– Рассказал, что ты сделала. Устроила скандал. Накричала на него.
Ее слова застали меня врасплох. В сравнении с тяжестью утраты наша ссора казалась совершенно ничтожной. Я попыталась оправдаться.
– Господи, ну да, мы с ним поругались из-за глупости, – вздрогнула я, так как это прозвучало совсем некрасиво и даже жалко, – и я же просто хотела, чтобы он был осторожнее!
– Его глубоко задели эти твои глупости, – спокойно продолжала Банти. – Ты не имела никакого права так поступать. Думаешь, что можешь вот так запросто лезть в чужие дела?
Я готова была возразить, но смолчала – так горько звучали ее слова.
– Банти, прости, но я так волновалась за него, я же о тебе думала!
Вот это прозвучало очень глупо.
– Не обо мне ты думала, – зло процедила Банти, – а ведь я была твоей лучшей подругой! Ты вообще ни о ком не думаешь, ты просто делаешь, что тебе в голову взбредет!
– Банти, прости меня, я не хотела! – взмолилась я.
Голос ее был слаб, но беспощаден.
– Ну конечно, не хотела. Но вмешалась и все испортила. Как было с Китти. «Китти, нужно бороться за своего ребенка!» И что с ней из-за этого стало? Возомнила, что сможешь давать советы незнакомкам, которые вам пишут, но и это не вышло? Не стоило тебе вмешиваться.
Костяшки моих пальцев совершенно побелели, словно кожа над ними готова была лопнуть от напряжения, и к горлу подкатывал ком. В ее словах сейчас звучала ненависть.
– Я не хотела, чтобы ты узнала, как он рисковал! Я попросила прощения, а потом мы с ним снова поссорились, и я хотела попросить прощения еще раз, но не смогла. Я хотела поговорить с ним там, в ресторане…
Какими жалкими казались эти извинения! С каждым словом я презирала себя все сильнее.
– Ты не пришла, – голос Банти чуть слышно дрогнул. – Он себе места не находил.
– Пожалуйста, прости меня… – еще немного, и я не выдержу. – На станции не хватало людей. Я не могла уйти… – снова жалкие оправдания.
– Он так переживал, – с грустью проговорила Банти. – Хотел помириться с тобой, думал, ты на него злишься…
– Нет, я совсем на него не злилась, – я с ужасом ждала, что она скажет дальше.
Наконец Банти медленно повернула голову и взглянула на меня. Ее израненное лицо исказила гримаса боли.
– Билл не хотел портить праздник. Сказал, что найдет тебя и все уладит.
Каждое слово было для нее мучением, но она еле слышно заговорила вновь:
– Вот тогда он и погиб. Он искал тебя.
Я думала, что мир рухнул в ту черную субботнюю ночь. Что уже случилось самое страшное.
Я ошибалась.
Я плакала, сидя на железном стуле, не зная, что сделать, чтобы искупить вину. Я готова была тысячу раз просить прощения, но это было бессмысленно. Едва я попыталась что-то сказать, как раздался ее голос, тихий, ровный:
– Замолчи.
Сзади послышались шаги медсестры.
– Я вернусь, когда тебе станет лучше, и мы поговорим.
Банти смотрела на меня, и в ее глазах была вся скорбь этого мира.
– Не хочу тебя видеть. Не приходи ко мне больше.
И отвернулась.
Сестра сказала, что время вышло, и я медленно поднялась со стула.
– Прости меня, – прошептала я снова. Крупные слезы катились по изуродованному лицу Банти.
Сестра поторопила меня.
А Банти ничего не ответила.
Глава 20
Пишите, поверьте мне
Больше всего сейчас я хотела снова пойти к Банти, игнорируя ее слова, объяснить, что произошло между мной и Биллом, и все исправить. Ее изломанное, измученное тело на больничной койке постоянно стояло перед глазами. Хуже всего были ее слова, которые я повторяла снова и снова – Билл погиб, когда искал меня.
Можно было понимать это, как угодно, но на самом деле это значило одно – в его смерти виновата я.
Миссис Тэвисток, дождавшись меня и увидев, что, покинув палату, я побелела, как простыня, заключила, что я потрясена тем, как сильно пострадала ее девочка, на что я ответила, что Банти не хотела разговаривать, что лишь отчасти было правдой. И если миссис Тэвисток не возражает, я пройдусь немного, подышу свежим воздухом и затем отправлюсь домой. Взяв меня за руки, та похвалила меня за помощь, назвав умницей и заверив, что скоро все переменится к лучшему, а я почувствовала, что сейчас опять разрыдаюсь.
Я опрометью бросилась прочь из больницы, сбежав вниз по лестнице, не обращая внимания на недовольные окрики персонала, промчалась мимо регистратуры, пока не оказалась в спасительной уличной тьме. Меня вырвало.
Миссис Тэвисток, добрая душа, не знала свою внучку так хорошо, как я. Банти действительно не желала меня больше видеть. Я, конечно, могла делать все, что угодно, но она все равно меня ненавидела. Спустя некоторое время миссис Тэвисток известила бы меня, что Банти не хочет, чтобы ее навещали, только и всего.
Рядом с больницей было маленькое кафе, открытое для тех, кто работал допоздна, и перед тем, как сесть в автобус, я решила выпить крепкого чая, так как ноги едва держали меня. В кафе было тепло и пахло фаршем и карболкой – довольно уютное место.
– Юная леди хорошо себя чувствует? – раздался дружелюбный голос человека за стойкой. Ему было за пятьдесят, он носил роскошные усы и говорил с сильным акцентом.
– Вы совсем зеленая, а я из Чехословакии, – добавил он, давно привыкший к тому, что каждый видел в нем потенциального врага.
– Все хорошо, спасибо, – быстро ответила я, надеясь избежать дальнейших вопросов. Мое самообладание висело на волоске, и если бы он проявил чуть больше сочувствия, я бы точно не выдержала. – Чашку чая, пожалуйста.
– Конечно, садитесь. Я принесу вам сладенького. – Он подмигнул мне, указав на маленький столик в углу.
Я попыталась сказать «спасибо», но вместо этого икнула, и он отечески помахал мне чайным полотенцем. Интересно, сколько людей, чьи жизни в одночасье навсегда изменились, шли из больницы прямо в его кафе?
Мой новый друг что-то напевал себе под нос, заваривая самый крепкий чай из всех, что я пила после начала войны, и принес мне чашку вместе с ломтем инжирного рулета на блюдечке и запиской, гласившей: «За счет заведения. Оставайтесь, пока щеки не зарумянятся».
Помешивая чай, я изучала цветастые плакаты, которыми были оклеены окна. Один призывал сажать картофель, второй – вкладываться в облигации. Оба утверждали, что так вы внесете свой вклад в общую победу. На третьем красовались девушки в разных униформах и надпись «Труд ради победы».
