— Правильно. Вот и не будем продолжать, — рыкнул Герант и одним движением закинул меня на плечо.
— Что ты делаешь?! — от резкого рывка немилосердно прострелило спину, и я на мгновение безвольно обмякла, не в силах двинуть ни единым мускулом. — Отпусти! Я тебе этого не прощу, ты слышишь?!
— Слышу, — ответил Герант.
Я попыталась вывернуться, но куда там! Двоедушник совершенно точно не собирался со мной церемониться.
Перед ним отъехала в сторону дверь каюты.
Несколько решительных шагов, и я уткнулась носом в мягкую обивку капсулы регенерации, а над головой зашипела и щелкнула крышка, мягко встав в пазы.
Извернувшись, я ударила кулаком по стеклу, но крышка не поддалась, не сдвинулась ни на дюйм; только по запястью прошла болезненная дрожь, а из горла вырвался сдавленный хрип. Глаза обожгли слезы обиды и непонимания.
— Выпусти меня немедленно! Герант!
Мужчина набрал на боковой панели команду диагностики. К ни го ед . нет
— Ты не выйдешь отсюда, пока я точно не буду уверен, что это безопасно, — лицо двоедушника было совершенно непроницаемым. — Можешь ненавидеть меня потом хоть до конца своих дней, но с меня хватит, Ши. Я терять любимых из-за их бесконечного желания жертвовать собой больше не хочу.
— Буря — моя ответственность!
— А ты — моя женщина! И ответственности у нас общие.
Он отвернулся и пошел к двери. Вот так просто! Решил бросить меня в капсуле, зная, как я ненавижу эти штуки и боюсь их.
Ты не можешь так поступить!
Не можешь оставить меня здесь…
— Не уходи! — взвизгнула я, уперевшись руками в крышку капсулы. — Не уходи, Герант! Ты не можешь…
Дверь за мужчиной с шипением закрылась, и в комнате я осталась одна.
Обида медленно перетопилась в гнев, а за ним — в неконтролируемую ярость, но сколько бы я не молотила по крышке, а капсула была неумолима. Медленно провела сканирование, загрузив мне голову монотонным перечислением множественных ушибов, ссадин и сотрясений. В плечо впились шприцы, и по телу прокатилась волна невыносимой усталости, от которой слипались глаза.
— Нет… нет-нет-нет, я не могу уснуть, не могу…
У лекарств же были свои планы, и они уверенно утащили меня в тягучий сон без сновидений.
Казалось, что я закрыла глаза всего на минуту. Капсула вздрогнула, в ушах зазвучал незнакомый голос, определенно женский.
— Эй, мешочек с кровью, мы идем на посадку. Я слышала, что ты рвалась в бой?
— Ты кто такая? — пробормотала я, с трудом ворочая языком. Во рту противно горчило от лекарств, и нестерпимо хотелось пить.
— Я всего лишь сверхразум, вынужденный служить вашей бесполезной расе.
В голосе женщины чувствовалась едкая издевка и негодование.
— Так что? — нетерпеливо спросила она. — Ты рвешься в бой или так и будешь здесь валяться, как мешок с трухой?
— Если ты откроешь эту штуковину…
Крышка послушно откинулась в сторону, позволив мне сесть.
Потереве шею, я повела плечами, чтобы размять затекшие мышцы. Признаться честно, я и правда чувствовала себя лучше, но обида никуда не ушла.
— Оружие у тебя есть?
— Кое-что найдется. — Справа в стене поднялась панель, открыв небольшое углубление, где я увидела парочку кинжалов. Не густо, но в этот раз я Бурю могла бы и голыми руками взять.
— А стимуляторы?
Женщина хихикнула.
— Смотря какие. Я богата на выдумки, детка.
Я на мгновение задумалась, а через пару секунду вздернула подбородок и усмехнулась.
— Дай что-то убойное: что продержит меня на ногах, даже если все кости в теле переломаются.
Пискнул шкафчик возле капсулы, и я рассмотрела внутри два инъектора с черной жидкостью. Протянув руку, я с опаской коснулась стального гладкого корпуса, взвесила инъектор в руке и прикинула, что это может быть за дрянь.
— Вкалываешь, и на двадцать минут ты будешь чувствовать себя сверхчеловеком. Но когда время истечет — отрубишься часа на два, не меньше. Хватит тебе двадцать минут?
Стиснув инъектор в кулаке, я подошла к двери.
— Мне хватит десять, а остальные десять я потрачу на Геранта, чтобы неповадно было меня запирать!
Над головой громыхнул женский смех, и дверь отъехала в сторону, выпуская меня из каюты.
Герант
Чувствовал ли я себя ублюдком? О, да. Собирался ли я заглаживать свою вину перед Ши, ведь был совершенно уверен, что она оторвет мне яйца при следующей встрече? Несомненно.
Если, конечно, она не убьет меня раньше.
Или она придумает что-то похуже смерти. Тотальное игнорирование. например. Гордость воина, вот эта вот вся история.
— Ты все сделал правильно, — сказал Бардо, облетая город по широкой дуге. — Ши на взводе, но она остынет и поймет тебя. И, если честно, поменяйся вы местами, и она сделала бы то же самое.
— Конечно, поймет, — протянула «Цикута». — Это ведь так прекрасно — силой запирать женщину в капсуле. Я прямо вижу, как она упадет на колени и сапоги тебе будет целовать, рассыпаясь в благодарностях. Пфф! Клиенты борделя с шлюхами лучше обращались.
— Да завались ты уже, — прошипел я сквозь стиснутые зубы.
— У-у-у-у, ведерко с костями заволновалось!
Хохот корабля резанул по ушам, но я сдерживался из последних сил, чтобы не пустить в приборную панель пулю.
Перед нами выросла арка врат. Каменная громада внушала какой-то глубинный, подсознательный ужас, от которого внутренности покрывались ледяной коркой. «Цикута» качнула крыльями и пошла на снижение. Бардо собирался сесть на краю площади, в центре которой и стояли врата; «Цикута» же сообщила, что вокруг — только птицы и заброшенные дома.
— Высаживай меня, — бросил я Бардо и покосился на дверь в каюту, где я оставил Колючку. Только бы друг оказался прав. Я не желал ей зла. Меньше всего на свете я хотел, чтобы Ши рвалась в бой, когда ее состояние близко к слому. Даже если она сама этого не понимала, то я видел — не слепой. И ворон прекрасно чувствовал ее слабость: каждое его перо подрагивало при одном только взгляде на израненную Ши. — И следи за Колючкой. Головой за нее отвечаешь.
«Цикута» приземлилась у самой кромки площади, выпустила меня из своего нутра и замерла, наблюдая за происходящим.
Я видел, как темные тени скользили по крышам, как крылья птиц-охотников резали воздух. И я не мог понять, почему твари не нападают, а только смотрят на чужаков. Врата удерживали их на расстоянии? Какая-то запретная территория?
Под сапогами не хрустела пыль и мелкие камешки: земля расходилась в стороны мелкими волнами, как поверхность воды, под которой четко проступали черные линии тонких корешков. Казалось, что все в этом мире было пронизано корнями дерева-великана, возвышавшегося над городом.