Не появился… Повезло! Ему повезло, а Насте, кажется, нет. Настя потянулась к старухе с такой стремительностью, что Всеволод испугался, что она сейчас упадет. В движении этом было что-то неправильное, почти страстное, словно бы не было в Настиной жизни никого важнее этой карги. А карга отступила на шаг, поманила Настю за собой. Вот как в детских сказках, скрюченным пальцем поманила. И даже не стала дожидаться, чтобы убедиться, что та следует за ней, в мгновение ока растворилась в тумане. Словно ее и не было. Сначала растворилась она, а следом и Настя. Просто шагнула под полог серой пелены и исчезла.
Когда он стал таким плотным, таким непроглядным – этот туман?! Как так вышло, что Всеволод упустил момент? Он блуждал во мгле, как слепой кутенок, натыкался на стволы деревьев, цеплялся за торчащие из земли корни, не решаясь окликнуть Настю по имени, опасаясь в любой момент лицом к лицу столкнуться со старухой. Он больше не думал о мракобесии, теперь он верил, что ведьмы существуют, что они рыщут в этом нереальном тумане, и готовы сожрать любого, кто станет у них на пути. Нет, не сожрать! Выпить кровь до самой последней капельки. Сначала выпить, а потом швырнуть ненужное тело в ржавый паровой котел.
Наверное, он бы испугался. Наверное, он бы даже отступил. Если бы знал, куда отступать. Если бы не заблудился в этом сказочном тумане. Сейчас все силы его уходили на то, чтобы держать себя в руках и не поддаваться панике, но, когда из тумана выступила темная фигура, он не удержался от трусливого судорожного вздоха.
…Это была не ведьма, как он себе со страху нафантазировал. Это была всего лишь Настя. Движения ее казались такими дергано-неестественными, а голова клонилась к плечу, словно Насте было трудно удерживать ее в привычном положении. Это все из-за тумана. Из-за того, что мириады капель, из которых он состоял, преломляли и искажали реальность почти до неузнаваемости, истончали линии, стирали краски. Внезапно Сева подумал, что помимо черно-белого и красного мира, оказывается, есть еще и мир серый. Вот этот – стертый и искаженный то ли туманом, то ли так же незаметно подкравшейся темнотой.
– Настя, – позвал шепотом Сева. Нет, не потому, что испугался, а потому, что опасался, что старуха может все еще быть где-то рядом.
Если Настя не услышит, придется просто подойти поближе, не стоит повышать голос.
Но Настя услышала. Замерла на месте, вытянулась в струнку. Всеволоду даже показалось, что она привстала на цыпочки. И голова ее приняла правильное вертикальное положение.
– Настя, – снова позвал он. – Это я, Сева.
– Сева? – Ее голос тоже был тихий, едва ли не тише шелеста прошлогодних листьев под ногами. – Сева, где ты?
Она его слышала, но, кажется, не видела. Почему не видела? Из-за тумана? Из-за темноты? Или ведьма с ней что-то сделала? Что-то непоправимое?
Нет, непоправимое было с теми девчонками из башни, а Настя напугана, но жива. Ей всего лишь нужно помочь, выдернуть из туманного морока в реальность. Всеволод вздохнул и решительно шагнул ей навстречу.
– Я не вижу… – Голос ее был жалобный и напуганный. – Сева, где ты? Помоги мне.
– Я здесь. – Он протянул руку, и та провалилась в туман по самый локоть. Теперь и он сам ничего не видел. Не видел, но чувствовал…
Это были осторожные касания. Холодные и влажные. Отвратительные! Словно бы к его запястью приложили кусок тающего льда, и кожа под ним тут же онемела.
– Эй? Ты где? – позвал он, враз осипшим голосом. Все чувства его сейчас были там, по ту сторону полога из тумана. Там, где кто-то или что-то скользило по его протянутой руке.
Плюнуть бы на это все и уйти! Но нельзя, Настя там одна. Она растеряна и напугана, а он ее единственная надежда. Но отчего же тогда так муторно?! Отчего волосы на загривке встают дыбом, словно от статического электричества, а сердце колотится так, что готово выскочить из груди?
– Настя, нам нужно ухо…
Договорить он не успел, потому что холодное и мокрое вдруг сделалось бритвенно-острым и обжигающе-горячим. Потому что запястье вдруг пронзила почти нестерпимая боль.
Всеволод дернулся сам и дернул руку. С той стороны держали крепко. Сжимали не пальцами, а… зубами, урчали по-звериному. Так угрожающе-предупреждающе урчат кошки, у которых пытаются отнять добычу. Добыча – это он. Вот только там, за пологом из тумана не кошка!
Онемевшие пальцы свободной руки получилось сжать в кулак, а потом ударить. Всеволод бил в никуда, в серое марево, но попал во что-то мягкое и хрусткое. А как только попал, хватка на запястье ослабла. Всего на мгновение, но ему хватило, чтобы высвободиться и отскочить в сторону, подальше от тумана и прячущегося за ним существа.
На запястье был след от укуса, а серый мир окрашивала красным струйка крови, стекающая по бесчувственным пальцам. Всеволод прижал руку к груди, крутнулся на месте, в любой момент ожидая нападения.
…Плач был тихий, сначала подумалось, что детский. Плач доносился сразу со всех сторон. Нервные всхлипывания, которые запросто можно спутаться с хихиканьем. Или это не плач?..
– Настя? – снова позвал он.
– Я здесь, Сева.
Оно появилось прямо перед ним – бледное, бескровное лицо с черными провалами глаз, с растянутыми не то в улыбке, не то оскале губами, с зияющей раной на тонкой шее. От Насти в этом существе не было ничего.
И от него, кажется, тоже скоро ничего не останется…
– Сева. Севочка… – позвало существо. – Как хорошо, что ты здесь.
– Почему? – Ему бы не вопросы задавать, а бежать, куда глаза глядят, но ноги словно вросли в землю под этим пристальным, немигающим взглядом. И тихий голос завораживал, успокаивал, не отпускал.
– Потому что я голодная, Сева. – Существо сделало осторожный шажок, вытянуло вперед руки, будто разгоняя туман. Туман – вот единственное, что их разделяло. – А ты пахнешь… – Существо принюхалось совершенно по-звериному, – ты вкусно пахнешь, Сева.
Существо говорило, уговаривало и гипнотизировало, а туман окутывал его плотным коконом, окутывал до тех пор, пока не остался один только голос.
– Не убегай от меня, Сева… Помоги мне, пожалуйста… Только ты мне можешь помочь…
Голос отовсюду. И не то плач, не то смех тоже отовсюду. И не понять, где она… где это страшное существо, откуда нападет…
Напали со спины. В плечи впились острые когти, а в шею – зубы. Нет, не в шею, а в шарф, на шее намотанный. Всеволод рванул сначала вперед, а потом со всей силы ударил затылком тварь, что тянула, урчала, примерялась теперь уже к незащищенной шее. Тварь тихо рыкнула и дернула за шарф с нечеловеческой силой. Дернула, а потом потянула. И в этот самый момент подумалось вдруг, что если его не загрызут, то придушат. Вот прямо сейчас на этой парковой тропинке, под покровом тумана. И ничегошеньки он не сумеет сделать, потому что вот он пытается и вырваться, и отбиться, а ничего не выходит! И воздуха в легких все меньше и меньше. А там, где еще секунды назад был воздух, сейчас полыхает огонь. И перед глазами теперь уже не серая пелена, а красная. И возле самого уха слышатся мерзкие причмокивающие звуки. Как будто тварь перед тем, как убить, собирается его поцеловать. Кажется, и кожа уже чувствует этот смертельный поцелуй. Или вот-вот почувствует…
