Забыв Катины слова насчет перекиси в ее рюкзаке, я залез в свою палатку, достал йод. Корчась от боли, вылил почти всю бутылочку прямо на рану. Потом замотал бинтом. Когда я приехал сюда, кровь из пальцев уже лишь сочилась пузырьками. Сейчас, после того, как я помыл рану, быстро проступило свежее пятно. Я разорвал еще один пакет и намотал его поверх первого, сделав из руки огромную куклу. Осталось привести в порядок внешний вид. Я расстегнул рубашку. И тотчас услышал чей-то истошный вопль:
— Ааааа!!!!!!..
Я вскинул глаза. Передо мной стояла белая, как мел Люда. Уставившись расширенными от ужаса глазами и прижав руки к ушам, она пронзительно орала на одной ноте, и вдруг замолкла, точно отсоединили батарею — после чего упала в обморок. Я раньше видел такое лишь в фильмах и думал, что это искусственная режиссерская работа. Но сейчас все произошло именно, как в кино. Продолжая глядеть на меня в упор, не опуская рук от ушей и даже не закрывая рта, Люда вдруг обмякла всем телом, потом у нее медленно подогнулись колени и она, точно складываясь, не спеша опустилась на землю перед мной. И лишь в последнюю секунду глаза ее закрылись, как у дорогой куклы, а руки, потеряв жесткость, мягко отлетели в стороны. И вот она трупом лежала у моих ног, и я не знал, что делать: приводить в порядок в себя, или возиться с ней.
Я никогда не сталкивался с подобным и, честно говоря, изрядно испугался и даже забыл свою руку.
— А?!.. Что?! Что такое? Что случилось?!..
На ходу натягивая зеленый лифчик от купальника и не сразу прикрывая лоскутами нужные места, из палатки выкарабкалась сонная Тамара.
— Ек-макарек… — всплеснула она руками. — Что с тобой, Женя?!
— Да вот, руку поранил немножко, — ответил я и виновато кивнул на бездыханное Людино тело. — А вот она увидела и…
— А ну ее на хрен, — спокойно отмахнулась Тамара. — Эта дура только и может, что реветь да в обмороки падать. И еще писькой своей через трусы размахивать…
Взяв у меня кружку, она зачерпнула из ведра и с размаху, широко и без всякого почтения плеснула Люде в лицо радужной струей. Та замычала, хлопнула глазами и сделала попытку перевернуться на бок.
— Оживет, — констатировала Тамара. — А вот с тобой что… Ты смотри-ка… Екарный бабай…
Она обошла меня кругом, тронула рубашку, покачала головой.
— Да, не зря Людка коньки откинула… Видуха у тебя как у жертвы кровавого воскресенья… Руку, говоришь, поранил? А почему рубашка вся в уделана?
— Руку, руку… А на рубашку натекло, пока сюда ехал, и вообще…
— Н-да… — Тамара осторожно, но твердо взяла мою перевязанную руку, осмотрела сверху и снизу. — Какое место?
Эта Тамара — серьезная, внимательно и явно понимающая толк в деле — не имело ничего общего с той срамной девкой, которую я видел на этом же месте минувшей ночью…
— Пальцы. Осколком… В общем, долго объяснять.
— Ну-ка пошевели…
Я повиновался. Боль пронзила меня, но кончики пальцев, торчащие из повязки, все-таки пошевелились.
— Ладно. Значит, не страшно, — вынесла заключение она. — А забинтовал хорошо? Обработал нормально? Перекисью помыл, йодом смазал? Может, развяжем, и я все тебе по новой сделаю?
— Хорошо забинтовал, не надо развязывать, — быстро ответил я, почувствовав, как вспотела спина от одной лишь мысли, что руку будут шевелить, мыть и завязывать обратно… — Все как надо сделал. Я же давно приехал…
Тем временем Люда пришла в себя и села на траве, подогнув ноги. Потом бросила на меня опасливый взгляд, вся передернулась, и, с трудом поднявшись, и куда-то ушла.
— Ну если перебинтовывать не надо, то давай тобой самим займемся.
Тебя обмыть надо… То есть, извини, — помыть; это покойников обмывают… А ты еще жив, слава богу, — Тамара улыбнулась своей грубой шутке. — И помирать тебе мы не дадим.
— Зачем меня мыть?
— Ну ты же под рубашкой тоже весь в крови… Давай раздевайся быстро.
— Как это раздевайся? — не понял я. — Совсем, что ли? Зачем?
— Можешь совсем, если хочешь, — усмехнулась она. — Вряд ли я увижу что-то новое… Давай рубашку снимай…
Точными, но аккуратными движениями она помогла стащить рубашку с раненой руки и присвистнула, оглядев меня:
— Е-мое… Вот это да… Ну, Женя… Я бы тоже, наверное, упала, если бы ты такой в палатку влез…
Я искоса взглянул на себя, и тошнота подступила к горлу. Половина моего тела была залита кровью — местами подсохшей, кое-где еще блестящей сгустками. Кровь алела на руке, на плече, подмышкой, на боку и даже на животе… Я бы никогда не подумал, что пустячная рана может столько дать.
— Так. Иди возьми себе чистую рубашку, эту я сейчас тебе в речке простирну, — не терпящим возражений тоном скомандовала Тамара. — Пока кровь не въелась…
Пока я ходил за рубашкой, шатаясь и не сразу находя нужные вещи, Тамара развила бурную деятельность. Притащила из кухни оцинкованный таз, который использовали для переноски грязной посуды, налила его ко краев, раздобыла относительно чистые тряпки, намылила их и, наклонив меня над тазом, принялась отмывать кровавые следы с моего тела. Увидев, что мне натекло за пояс, она беспрекословно раздела меня догола и стала мыть уже с головы до ног, не заботясь о том, каких моих органов и частей тела касалась при этом своими сильными ловкими руками. И меня это не смущало, поскольку обращалась она со мной как с малым ребенком: видимо, несмотря на любовь к сексу, она ко всем мужчинам относилась именно так. Тем более, не было сил отстаивать свою самостоятельность и мужское достоинство… За этим и застал нас откуда-то вернувшийся Саша-К.
— Женя, что случилось? — с тревогой спросил он, глядя на меня — забинтованного, окровавленного, и голого безвольно мотающегося в руках могучей Тамары.
— Да ничего особенного, — пробормотал я.
Вымыв наконец, она принялась аккуратно вытирать меня полотенцем — Нет, что случилось?
— В принципе ничего особенного. Я руку поранил, потом кровь натекла.
— Руку поранил?! — лицо Саши-К исказила гримаса физического страдания. — Как?
— Да так… Гнали траву через измельчитель, чтоб не перекидывать за сто метров. А у него нож развалился. На ходу, Ну, куски из хобота ударили. Как снаряды.
— И что — прямо по руке? — недоверчиво сощурился Саша-К.
— Да, прямо по руке, — ответил я, избегая подробностей, связанных с Катей. — так вышло, что я оказался на линии… огня. В общем, так.
— Везучий ты, Женя, однако… — вздохнул командир. — И как, сильно?
— Средне… Три пальца наискось.
— А кости?
— Вроде целы. Пальцы шевелятся. Удар был касательный. Если бы по прямой — точно, отрубило бы под корень. А так — только чиркнуло и кожу вспороло… Правда, болит здорово, хоть на вид и неглубоко. Тамара кончила меня обтирать, и я отошел на сухое место.
