— И по тундре, по шир-рокой дороге,
Где мчится поезд «Вор-ркута-Ленигр-рад»!!!..
Ветер вырывал слова и уносил их далеко назад, к самому лагерю.
— Мы бежали с тобою от жестокой погони…
Боковым зрением я вдруг увидел развевающиеся волосы Вики.
— Нас с тобой не застигнет пистолет-автомат!..
Балансируя на прыгающем дощатом дне кузова, она подошла ко мне сзади и, не удержавшись, повалилась на меня. Я почувствовал прикосновение чего-то упругого к спине — я сразу понял, что это, и помимо воли, сладкое ожидание чего-то еще вздрогнуло и разлилось по моему телу… Пытаясь не упасть, она обхватила меня — совершенно неожиданно, не понимая себя, я поймал ее руку и удержал в своей. Она обняла меня второй рукой, и я вдруг ощутил ее тонкие сильные пальцы под рубашкой прямо на своей груди…
Желание, давно уже шевелившееся во мне, едва она оказывалась рядом, рванулось и отвердело в один момент, и я чувствовал его силу всякий раз, когда подлетал вместе с кузовом и ударялся самым неподходящим местом о край переднего борта. Мне было больно и почему-то смешно одновременно. Вика прильнула ко мне уже изо всех сил, и теперь мы летели по воздуху уже вместе… И я вдруг понял, что это — конец. Конец прежнему и разумному Евгению Воронцову. Что завтра наступило. Что сопротивление самому себе бесполезно — и нынешней ночью она станет моей… И плевать я хотел на свою порядочность, на самого себя и собой же выставленные барьеры.
Мне было так хорошо, как никогда.
* * *
Не знаю, что чувствовали другие, но мне казалось, мы вгрызлись в работу, как умирающие от жажды в спелый арбузный ломоть. АВМ гремел, мука сыпалась густым потоком, мы еле успевали таскать мешки. Травы навезли много, завалив ею всю площадку — и по сложившейся привычке мы включили измельчитель, чтоб не кидать охапки далеко. Измельчитель то ревел натужно, перемалывая траву, то заливался свистом на холостых оборотах, выплюнув кашу и ожидая следующей порции. До обеда оставалось около часа, когда Славка прокричал, что отгрузил сотый мешок. Здорово, подумал я. Значит, за смену дадим штук двести тридцать. Без всякого Аркашки.
Перед самым обедом, когда я стоял у раздатчика и, отмахиваясь от слепней, держал надорванные края полупустого мешка под горловиной, около автобуса появилась Катя. Вероятно, девчонок повели полоть на ближайшее к нам поле, и она не смогла хоть на минутку не проведать своего ненаглядного.
Они с Володей стояли на загрузке. Измельчитель ревел, тугая струя травы била в воздух, зелеными брызгами разлетаясь по сторонам. Я заметил, что много просыпалось на землю: хобот машины был неправильно развернут и бил навесом поверх бункера. Следовало его поправить, но я не мог оторваться от своих мешков, а кричать сквозь грохот агрегата не имело смысла.
Катя дошла до автобуса и, увидев банку с искристой прозрачной водой, принялась пить. Я смотрел на нее и против воли, против своих установок и против здравого смысла ощущал, как все-таки дорога мне она; как люблю я ее маленькую легкую фигурку, и короткую стрижку, и даже очки, делавшие ее личико порой не в меру серьезным. Напившись она подняла банку над головой и помахала в воздухе, показывая ее Славке. Мне тоже хотелось пить; тяжелый рабочий пот струился по моей груди, а внутри все ссохлось от жары… Но Катя не замечала меня; она видела одного лишь его и спешила только к нему. Шла, улыбаясь, и в руках ее, словно сам по себе, плескался водяной солнечный зайчик, дразня меня…
Она проходила мимо меня, как вдруг за спиной, далеко за бункером, раздался адский грохот, сразу перекрывший и вой дробилки и скрежет барабана. Я обернулся — из хобота измельчителя вместо травяной каши летела длинная полоса искр…
…Доли секунды сделались часами. Я уже знал: что-то случилось, и сейчас — в этот самый момент — произойдет нечто еще более страшное, что оборвет и подломит всю жизнь, скомкает этот солнечный, не дошедший до середины, так радостно начавшийся день. Утренний ветер, мягко прижавшаяся ко мне Викина грудь и свежий запах ее волос — все было так недавно, но уже осталось далеко позади, отрубленное от меня этим ужасным железным скрежетом… Момент растянулся немыслимо, я видел происходящее со стороны, и подспудным, шестым или восьмым чутьем никогда не воевавшего солдата понял все. Вернее, осознал и восстановил иллюзию. Начался обстрел, и Катя неминуемо и совершенно точно попадет под него, и она слишком далеко от меня, чтоб вытолкнуть ее с линии огня…
Это все пронеслось во мне, никак не фиксируясь, а лишь отдавшись в мышцах командами вспыхнувшего подсознания. А я уже длинно летел в прыжке наперерез Кате, делая все возможное, но еще в воздухе чувствуя, что не успеваю… Констатируя бесполезность своей попытки, я успел вытянуть правую руку и заслонить ее лицо… В тот же миг — или долей секундой раньше? — что-то просвистело надо мной и грянулось где-то об землю, подняв облако пыли. Взрыва не последовало… Граната?! Схватив Катю в охапку, я бросился на землю, откатываясь вместе с нею в сторону — совершенно автоматически, никогда прежде не пробовав этого делать… И тут же, возвращая в реальность и одновременно подтверждая, что все не сон, взметнулся голос Славки. Еще какой-то железный гром и леденящий душу вопль:
— Измельчитель выключиииии!!!..
В промежуток между этими событиями что-то касательно ударило меня по руке. Падая, я видел боковым зрением, как отлетела в сторону банка и медленно, как показалось, развалилась на льдистые осколки, потом еще медленнее ударил вверх и неподвижно осыпался фонтан воды. А я лежал, всем потным, грязным телом навалившись на Катю и двумя руками закрывая ей голову… Как поступил бы на настоящей войне под настоящим обстрелом…
И вдруг все стихло. То есть, конечно, АВМ продолжал скрежетать. Но все-таки стало тихо, потому что больше не было ужасного грохота, и измельчитель свистел, останавливаясь, на холостых оборотах…
— Женя! Женя!!! Что там?! — послышался испуганный голос Славки.
Не сразу выходя из оцепенения, я приподнялся — сначала на локтях, высвобождая Катю.
Она лежала на земле. Вся сжавшись и крепко зажмурившись. И молчала.
— Катя… Катюша, что с тобой?! — холодея от ужаса, вскрикнул я.
Вскочил, схватил за плечи, без труда поднял ее легкое, вдруг обвисшее тело.
— Ой… — она открыла глаза. — Со мною ничего… Просто испугалась…
— Извини, что я тебя так грубо повалил, — сказал я, чувствуя внезапное, головокружительное облегчение оттого, что она жива и с нею ничего не случилось.
Подбежал Славка, бестолково мельтеша, причитая и размахивая руками. Я не обращал на него внимания — я смотрел на Катю, точно видел впервые.
— А что это… было? — спросила она, глядя на меня снизу вверх голубыми и совершенно беспомощными глазами.
— Не знаю еще. Но что-то было… А очки твои где?! Неужели я их разбил?!
