Я бросился к бочке, едва не столкнувшись лбом с Володей, нашел насос и ткнул черную кнопку выключателя. Ничего не произошло, только огонь ревел, набирая силу — как на большом, настоящем пожаре.
— Там щиток, — кричал дядя Федя, яростно размахивая тоненько писающим шлангом. — На заборе, мать его в качель… Только ручку крути сильнее!!!
Мне понадобилось некоторое время, чтоб повернуть именно посильнее разбитую эбонитовую ручку, торчавшую из распределительной коробки, примотанной проволокой к забору. Наконец мотор ожил и затрясся на разбитой станине, высасывая воду из скважины. Что-то протяжно всхлипнуло, забулькало и я услышал, как в пустую бочку упруго хлестнули первые струи. Дядя Федя орал по-прежнему. Насос гнал воду, но шланг валялся, как раздавленная макаронина. Раздвинув траву, я увидел, что от насоса идет сеть хитро переплетенных трубопроводов, с углами и пересечениям, и двумя мертвого вида вентилями. Моих инженерных знаний все-таки хватило, чтоб понять, как подать воду из насоса прямо в шланг. Тотчас из-за циклона, опадая на солнце радужными брызгами, взметнулся фонтан. Дядя Федя, как заправский пожарный, хлестал водой. Огонь быстро захлебнулся, а из люка повалил густой белый пар. Остро запахло баней.
— Да… — сказал Володя. — Погорели бы они тут без нас к нехорошей матери…
— Ух… — дядя Федя снова заломил конец шланга, поправил сбившуюся на лоб мокрую кепку и опустился на ступеньку лестницы. — Потушили… Дым в небе растаял. Но из горловин все еще валила черная, как ночь, сажа. К нам подошел Славка, с головы до ног покрытый гарью и похожий на негра.
Мы заставили его раздеться догола и тщательно отмыли из шланга. Потом накачали полную бочку воды, свернули все пожарное хозяйство и наконец выключили насос.
— А Степан-то где? — вдруг хватился дядя Федя. — Мать его за обе ноги…
— Он лошадь ковать уехал, — ответил Славка. — В кузницу.
— В задницу, а не в кузницу! — дядя Федя стукнул кулаком по колену. — Знаю я эту кузницу… У евойной сватьи именины сегодня. К Филимонихе он поехал в соседнюю деревню за кислушкой, вот куда… Эх, едрит… и как же его упустил? Теперь сегодня не дождешься его, а может, и завтра тоже. Похмеляться будет, как порядочный человек.
— А что, увлекается? — спросил Володя.
— Знамо дело… — вздохнул дядя Федя.
— Ну вот, — едко усмехнулся Аркадий. — Он будет пьянствовать, а мы — работать. Как и положено в этой стране.
За обедом мы рассказывали девчонкам о пожаре, не жалея драматических подробностей и усердно сгущая краски. Вика с Людой смеялись, а Катя всерьез испугалась, представив душераздирающее зрелище сажи, хлынувшей на Славку из горловины. А потом вдруг грянул дождь. Он подкрался незаметно и застал нас врасплох. Начался как мимолетный ливень, затем ослаб и пошел вяло, грозя затянуться до вечера. Дядя Федя остановил агрегат, и мы забились в автобус. Дождь стегал по мутному окну. Мешки, выработанные за утро — девяносто с лишним штук — мокли под дождем, быстро темнея бумажными боками.
— Эх, мать-перемать… — сокрушенно покачал головой дядя Федя. — Размочит ведь вдрызг, все на хрен пропадет. И Степка, брандахлыст, уехал — на горбу такую массу разве в навес переволокешь…
— Давайте брезентом укроем, — предложил Славка.
— Не хватит брезента. Да и он быстро промокнет. Сколько раз председателю говорено — надо крышу строить над раздатчиком. Тогда бы и в дождь работать могли, и ржавел бы меньше. А ему все по хрену… Володя выругался сквозь зубы и, надвинув на голову воротник серой застиранной куртки, куда-то ушел. Я проводил его взглядом. Он обогнул агрегат и зашагал по разбитой дороге к машинному парку. А дождь лил, не переставая. Один из мешков осел и завалился набок. Мы со Славкой и дядей Федей все-таки выскочили наружу, растянули брезент — его хватило меньше, чем на половину мешков. Славка сокрушенно качал головой. Нам было жалко. Продукт собственного труда на глазах обращался в прах.
И вдруг прямо из дождя, как мне показалось, вырос грузовик. Из кабины выскочил насквозь мокрый Володя.
— Откуда?! — удивленно спросил дядя Федя, указывая на машину.
— От верблюда… Давай, быстро загружать надо, он до навеса подкинет.
Шофер подал грузовик задним бортом прямо к раздатчику. Володя стоял в кузове, а мы со Славкой быстро подносили мешки. Сначала они казались совсем легкими, я хватал их по два и легко швырял наверх, не дожидаясь Володиных рук. Потом, когда количество приблизилось к третьему десятку, они стали тяжелеть. Я уже не мог брать два мешка и поочередно кидать их одной рукой. Скоро не смог и двумя — подтаскивал мешок к машине, приваливал к кузову и толкал снизу, помогая Володе поднимать. Но без остановки таскал эти мокрые, теплые еще мешки. Аркашка работал тоже, но очень медленно и неторопливо. Поэтому основная масса пришлась на нас со Славкой. Мешков по сорок, а то и больше. Через пару минут эти их же пришлось сгружать под навес и расставлять рядами. Но эта работа казалась совсем легкой.
— Ну молодцы, мужики, — сказал дядя Федя, оглядывая спасенный продукт. — Спасибо вам, выручили… Даром, что городские. Дождь не прекращался, агрегат стоял беззвучный и бездвижный. И мы вернулись в автобус.
И как ни странно, хотя руки мои болели до плеч, а ноги подкашивались от яростной работы, на душе было легко. Не знаю даже, почему. Наверное, я просто испытывал то, о чем смутно пытался сказать Вике на лугу. Я чувствовал себя мужчиной. Здоровым, сильным, способным на многие дела. Ведь это именно я, инженер Евгений Воронцов, только что перекидал сорок мешков по полтора пуда — целую тонну груза! — своими привычными к рейсфедеру руками… Мы в изнеможении лежали на сиденьях. Дядя Федя куда-то исчез.
— Смотрю я на тебя, Женя, — вдруг сказал Аркашка. — И диву даюсь.
Носился ты, как одесский амбал в порту. Причем со скипидарным фитилем в заднице.
— Не всем же прохлаждаться, — спокойно ответил я. — Кому-то вкалывать надо. Для равновесия в мире.
— Вкалывать, скажешь тоже! Нам тут вовсе не обязательно пупок рвать!
Я промолчал. Перед Викой я еще мог как-то оправдываться в своем поведении. Но уж никак не перед этой вошью.
— Так дождь же, — заговорил Славка. — Все промокло бы и сгнило. И наша выработка псу под хвост.
— Ну так и пес с ней. В конце концов, я научный работник, а не колхозный механизатор. И мое дело не на АВМ пахать!
— Не на АВМ пахать? — переспросил молчавший до сих пор Володя. — А скажи на милость, чем ты на работе занимаешься?
— Чем? Я в научно-исследовательском секторе работаю.
— Все мы в секторах, — отрубил бригадир. — А лично ты, твоя работа? Ты какую пользу людям приносишь?
— Наука. Я наукой занимаюсь. Кандидатскую, между прочим, делаю.
— А ты уверен, что твоя кандидатская, докторская и любительская нужны кому-то кроме тебя? — молчаливого бригадира прорвало, и он словно решил высказаться за всю неделю. — Ты никогда не думал, что за весь год своей научной…
