— Если мужчина на переломном этапе связывает жизнь с женщиной, которая годится ему в матери… Да-да, в матери, — повторила Виолетта, хотя я не возражал. — То ничего хорошего у него в жизни уже не будет. Потому что он должен быть сам глава и лидер, и только тогда он сможет…
Виолетта говорила что-то еще — правильные, рассудительные и абсолютно верные для постороннего человека слова. Не дослушав, я высвободил руки и пошел прочь Не оглядываясь и не ощущая снега, что сыпал прямо в лицо.
Вернувшись домой, открыл свежую бутылку водки и выпил в один прием, двумя стаканами подряд. Напился молниеносно тяжело. Потом меня выворачивало наизнанку в туалете. Обнимая унитаз, ударяясь подбородком о его холодный край, я от всей души мечтал умереть. Потому что жить дальше было уже вовсе незачем.
* * *
Я никогда не думал, что разумный мужчина может так сходить с ума от желания быть с женщиной.
Уйдя от Виолетты, я не пытался искать с нею встреч, потому что понял бесполезность. В самом деле она, сумела совершить однократный толчок и вывела меня на орбиту. И сгорела сама, оставив меня в полном мучительном одиночестве.
Я сидел дома или ходил по улицам; заглядывал исподтишка в лица встречным женщинам — а внутри меня даже не грызло; меня жгло разрушительное желание. Я хотел женщину, мне требовалось снова войти во влажную женскую плоть. Причем не поспешно и не за шкафом, а в нормальной обстановке много раз подряд, чтоб удовлетворить то не нашедшее выхода желание, что аккумулировалось в прошлой весны. Которого я сам не осознавал, пока Виолетта не сдвинула что-то и не обрушила лавину, накрывшую меня с головой. Я больше не мог думать вообще ни о чем. Кроме как о женщине. О женском теле, услужливом в удовлетворении моих желаний. Ночью я просыпался и шарил рукой около себя. Я пытался снова ласкать себя Инниными вещами — но увы, они полностью потеряли свой запах и стали для меня непритягательными, как простые тряпки. Наверное, лучше всего было взять проститутку. Насытиться ею — может быть, хватило бы одной — до потери сознания и успокоиться, и начать думать о своем будущем. Но я не сделал этого. Причем по самой прозаической причине. Я не боялся заразиться венерическими болезнями: с одной стороны, я мало что о них знал, с другой — жизнь как-то незаметно утратила самоценность. И я даже не брезговал ими. И, разумеется, меньше всего меня волновали вопросы морали. Просто я знал, что на проститутку — хорошую профессионалку, а не на дешевую уличную шлюху, один вид которой вызывает рвотный рефлекс — у меня не хватит денег. Я представлял себе, что настоящие продажные женщины дежурят в холлах гостиниц, постояльцами которых являлись в нашем городе рыночные грузины, и мог предполагать расценки. А я меня было крайне мало денег. Да что там говорить — у меня их почти не было. Я почти ничего не ел, потому что все отнимала водка. Единственное средство спасения.
Заняться сексом, конечно, можно было не с одной лишь на свете Виолеттой и вовсе не обязательно с проституткой. Это я тоже прекрасно понимал. Теоретически знал, что в мире женщин больше, чем мужчин. И найти себе кого-то для интимных встреч в принципе не должно было составлять проблем. Но вся беда заключалась в том, что у меня практически не имелось пригодных к этому делу знакомых. В последние годы круг общения составляли только семейные пары, общие для нас с Инной. Прежние, институтские подружки — из коих некоторые, возможно, и не отказались бы нырнуть ко мне в постель — давно растерялись; к тому же наверняка большинство из них вышли замуж. Новых я не завел, а в последние полгода вообще от всех отстал. Я вспоминал колхоз — какими манящими и доступными бывали окружавшие меня девушки… Я кусал себе локти, за свою глупость, меня съедала горечь неиспользованных возможностей. Особенно часто вспоминал я Ольгу, ее прохладное тело, и татуированную грудь. Потом пришло на ум, что он, кажется, собиралась позвонить после возвращения из колхоза и, конечно, не собралась: мне вообще никто не звонил, кроме мамы да Инны с поручениями. Впрочем, тут я был не прав: возможно, она и звонила, пока я лежал в больнице… Где, кстати, у мня имелись все шансы вплоть до продолжения — но я сам, своей глупой рукой, порвал бумажку с адресом медсестры Зои. Конечно, я мог элементарно заглянуть к ней на работу — надеясь, что за минувшее время ее желание быть со мной не угасло — но я не сумел пересилить страх вновь войти в то здание, даже просто приблизиться к нему…
Подумав об Ольге, я решил, что, возможно, ее еще можно отыскать… Мысли эти не звучали здраво; Ольга казалась одной из самых непостоянных женщин, которых я когда-либо встречал на своем пути. Однако в данной ситуации она, возможно, была единственной, кто мог бы помочь. Я не ждал привязанности и каких-то внутренних, подсознательных отношений. Мне требовалось сиюминутное тело, мгновенное настроение, при котором женщина молча раздвинет ноги, не заботясь о таинствах вечной души. Казалось, что Ольга подходила. Но я не знал, как ее искать.
Я пытался вспомнить хоть что-то об Ольге, слышанное в колхозе или от Лаврова, могущее помочь выйти на ее след. И понял, что не располагаю абсолютно никакими сведениями: даже конкретным местом ее работы. Пришлось прибегать к крайней мере: позвонить Славке, с которым в последние месяцы практически не общались. Он не знал даже того, что я уволился с работы. Как быстро сделалась несуществующей наша прежняя дружба, когда мы дня не могли прожить без того, чтоб один не забежал к другому в сектор… Обо мне он слушал довольно равнодушно, а потом вдруг — чего до сих пор еще не бывало! — начала взахлеб рассказывать о Кате. Как она сейчас живет, как ей трудно, потому что муж придурок и козел и так далее. Я перебил его; мне была абсолютно неинтересна Катя — чужая беременная женщина, из-за которой я, кстати, покалечил свою руку и сломал себе жизнь. И еще именно она служила укором моего последнего идеалистического всплеска прежде, чем травма заставила повзрослеть. А Славка, похоже, был настолько увлечен, что мог говорить сейчас только о ней.
Странно, но я даже не вспомнил по-настоящему предложение Кати «мне помочь», сделанное ночью после неприятного дня рождения. Возможно, я все еще хотел ее, но подсознательно не верил в истинность ее слов. А может быть, меня сдерживал отсвет именно того идеализма, который окрашивал все мое отношение к ней… Оборвав разговор о Кате, я прямо попросил его найти Ольгу, чтобы она мне позвонила — или взять у нее телефон и сказать, что я позвоню сам.
— А зачем тебе? — искренне удивился Славка. — Эта прошмандовка на кой пес тебе сдалась?
— Она говорила летом, у какой-то родственник в нефтяном институте работает, — мгновенно соврал я, пропустив мимо ушей данную Ольге аттестацию. — Может, на работу поможет мне устроиться.
— А ты что — хочешь уже в ВУЗ уйти? — начал было он.
Я оборвал разговор, не желая развивать тему, и настоятельно повторил свою просьбу. Хотя был заранее уверен, что Славка — уже не мой прежний друг, которого я слепо видел в этом человеке год назад, и вряд ли сильно потрудится ради меня. И что, скорее всего, придется просто ловить Ольгу у проходных разных корпусов института — наудачу. Как я уже встречал Виолетту…
* * *
