— Эй, ты, выходи! Быстро! — меня ухватили и выволокли на улицу. — Пошёл вперед! Живо, сука!
Автоматный ствол снова въехал в затылок, разрывая кожу. Тёплая струйка крови скатилась за воротник рубахи, неприятно щекоча спину.
— Направо! Прямо! — командовал невидимый голос, ведя меня по коридору и время от времени подгоняя ударами приклада по рёбрам. — Стой! Мордой в стену! В стену, я сказал!!
Размазав о шершавую стену мою физиономию, он удовлетворился достигнутым и ненадолго оставил меня в покое.
— Товарищ майор, задержанный к вам. Заводить? — услышал я за спиной.
— Взяли? Давай его сюда, — обрадовались ему в ответ.
Дёрнув закованные в «браслеты» руки вверх, конвоир заставил меня согнуться до земли, потом развернул и пинком впихнул в комнату. Пролетев по инерции несколько метров, я рухнул на колени.
— Какой ты неуклюжий, Махницкий, — посочувствовали мне. — Кривченко, посади его на табурет.
— Сам сядет, не маленький. Ну, сука! — удар ботинком в лицо последовал незамедлительно.
Я выплюнул на пол кровь, заполнившую рот, и неловко взгромоздился на стоящий посреди комнаты табурет. За столом передо мной сидел толстый лысый тип с одутловатым лицом. На вид ему было лет сорок. Под глазами с красными прожилками вен набрякли тяжёлые мешки, выдавая пристрастие их владельца к спиртному. Одет он был в гражданский костюм.
— Вот теперь другое дело, — довольно протянул он. — Ну что, Махницкий, готов к разговору?
— Всегда готов, — буркнул я. — Как юный пионер. Только сначала хотелось бы узнать, за что меня арестовали.
— А тебя никто не арестовывал, — рассмеялся он, скаля жёлтые прокуренные зубы. — Пока тебя просто задержали. Чувствуешь разницу?
— Угу.
— А задержали тебя тоже не без повода. Вооружённое нападение на инспектора ГИБДД, да ещё с соучастником, да ещё в момент, когда бедный инспектор был при исполнении — как по-твоему, это повод или нет?
Я уткнулся взглядом в стену над его головой, разглядывая висящий там портрет президента, и промолчал.
— Не хочешь со мной говорить? Зря, — огорчился он. — Ну да это дело поправимое. Кривченко!
— Чего? — в кабинет просунулась голова ОМОНовца.
— Что ж ты мне сюда глухонемого приволок? Молчит, понимаешь, как партизан. Ты бы проверил, может, притворяется?
Я был внутренне готов к удару, но того, что он будет настолько сильным, не ожидал. Кривченко, надо отдать ему должное, «работал» с душой. Перекувыркнувшись, я слетел с табурета и со всего маху въехал в стол своей многострадальной головой.
— Ну что, не заговорил ещё? — склонился надо мной толстый майор.
— Сволочь ты, — с трудом проскрипел я.
— Ай-ай, — пристыдил он меня. — Где ж ты таким словам нехорошим научился? Кривченко, посади его.
— Да он сам…
Не дожидаясь очередного удара, я дополз до табурета и вскарабкался на него.
— Ладно, Кривченко, пока свободен. Итак, Махницкий, теперь ты можешь говорить?
— Да, — ответил я, сплёвывая кровь.
— Вот и прекрасно. Посмотри, до чего тебя упрямство довело. Сидишь весь в кровищи, живого места не осталось. Слушай, Махницкий, ты ведь врач? Чего ж тебя так тянет с криминалом дружбу водить? Зачем тебе это? Острых ощущений ищешь? Думаешь, я поверю в сказки про «чеченский синдром»? В то, что ты никак не перебесишься после войны? Не поверю, не проси. Это пускай такие же, как ты, олухи в белых халатах слёзы над «чеченцами» и «афганцами» проливают, а я не буду. У нас вон почти весь райотдел в командировках там перебывал, некоторые не по одному разу. И ничего, никто после этого не начал в Рэмбо играть.
— Протирать штаны на блокпостах и жрать водку, считая дни до конца командировки, — это не значит воевать, — скривился я.
— Заткнись, падаль! Ты кем себя возомнил, а? В крёстные отцы метишь? А зону потоптать не тянет?
— Не тянет, — процедил я сквозь зубы.
— Ну, если так, то зачем тогда ты зверски убил гражданина Бубниченко, известного также как Бубен?
— Я его не убивал.
— Ага, он сам умер, — ухмыльнулся толстяк. — А перед смертью сам прыгнул с парашютом в лёгком костюмчике, хотя на улице был мороз. Обморозился, пока долетел, потом перезал себе горло и для верности всадил ещё две пули в голову. Я тебя правильно понял?
— Я его не убивал, — повторил я.
— Забавно. Помнится, не так давно был у нас ещё один труп. До сих пор висит, между прочим, как нераскрытое это дело. Некий Алик Пак, если помнишь такого. Обрати внимание, как похоже получилось тогда: он поссорился с тобой в кабаке, вы подрались, а через пару дней его нашли в двух шагах от твоего дома со сломанной шеей. Или его ты тоже не убивал?
— Нет.
— Тоже сам умер? Ты посмотри, что творится. — Толстяк радостно всплеснул руками. — Бандиты вымирают сами по себе, как мухи осенью. Что интересно — ты при этом остаёшься весь в белом, хотя улики говорят против тебя.
— Что тебе надо? — в упор спросил я. — Мокруху я на себя всё равно не возьму, не проси.
— Возьмёшь, если надо будет, — пренебрежительно отмахнулся он. — И не такие орлы кукарекать у нас начинали, — майор хрюкнул от удовольствия, воочию, видимо, представив себе описываемую картину. — Но сейчас не об этом речь. От тебя в городе слишком много вони, Махницкий. Стрельба, трупы, крики возмущённых граждан — всё это валится на нас, мешая спокойно работать. Потому я и вызвал тебя, — он усмехнулся, — чтобы объяснить: мы этого терпеть не собираемся. Или ты успокоишься, залезешь в свою поганую нору и будешь там тихонечко сопеть, или следующий поход ко мне в гости закончится для тебя очень печально. Хочу, чтобы ты, Махницкий, понял одну простую вещь: мы никому не позволим хозяйничать в городе.
— Вы — это кто? — уточнил я.
— Ты меня не понял, козёл?! Ещё раз говорю, Махницкий, сам при этом удивляясь собственному терпению: не лезь не в свои дела. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это уехать из города. На время, разумеется. Потом спокойно вернёшься и продолжишь трудиться в своей больничке, стараясь при этом никогда не вспоминать о Богданове, его группировке и прочей мерзости. Ясно выражаюсь?
— Ясно, — кивнул я. — На кого ты работаешь, мент? Артём? Казбек? Или, может быть, Калач? Кто купил твои жирные потроха?
Он побагровел и разом покрылся крупными каплями пота. Промокая отёчное лицо и лысину несвежим платком, он процедил:
— В общем, мы друг друга поняли. В этот раз я с тобой говорил очень вежливо. Не дай бог, будет следующий раз — тебя отсюда вынесут вперёд ногами при попытке к бегству. Клянусь…
— Ага, страшной ментовской клятвой, — усмехнулся я. — Раз нет у тебя приказа мочить меня, так нечего и рожи ужасные корчить. Отработал номер — выпускай клиента, начальник.
