— Да, будет.
Невозмутимо ответила и вышла из сарая, дверь прикрыла за собой и затянула песню бодрым голосом.
— Каким ты был, таким остался. Каким ты был, таким остался, Орел степной, казак лихой…Зачем, зачем ты снова повстречался? Зачем нарушил мой покой? Затем опять в своих утратах меня ты хочешь обвинить? В одном, в одном я только виновата, что нету сил тебя забыть*1
Печка буржуйка. Не ну круто че. Вот прям сразу взял и разжег в ней огонь. И гугла нет, потому что интернет ни хрен не работает, как и все сотовые ни черта не ловят. Зато у бабы Усти есть телевизор, и он что-то там вещает слышно аж в сарай.
Ладно, печка, будем воевать.
Получилось раза с двадцать пятого. То спички погаснут, то дрова не так лягут, то пальцы обожжет. Но получилось. Прям героем себя почувствовал. Прям вон тем орлом, про которого Устя пела. Через какие-то считанные минуты в помещении стало жарко и он скинул теплую куртку, стянул ботинки.
Повернулся к Михайлине, сидящей в своем кресле и рассматривающей огонь в печи. Едва он приблизился она вся подобралась.
— Мыться будем и растираться. Придется тебе сегодня меня потерпеть.
Глаза широко распахнулись и пухлые губы закусила.
— Я осторожно…и смотреть никуда не буду. Обещаю. Только не надо сегодня войны, хорошо? Не надо. Устал я от нее. Давай хотя бы один раз…по-человечески. Не как враги.
Отвела взгляд от огня и ему в глаза посмотрела, а его как электрическим током прошибло, от взгляда этого. Потому что раньше на него так не смотрела…да и он давно перед ней голым по пояс не стоял.
«Вот и люби. Только не как сосед, не как санитар и нянька. Как мужик люби. Ясно?»
*1 — Каким ты был, таким остался
Музыка: И. Дунаевский Слова: М. Исаковский
Все те разы, которые переодевал, не смотрел на нее, старался сделать все как можно быстрее, старался не задеть…Не разрешал себе ничего такого. Даже помыслить не мог. Как будто мог оскорбить ее или осквернить всем этим. Как будто не имел права.
А сейчас раздевал и замечал снова какая нежная у нее кожа, какая она шелковистая и пальцы вспоминали прикосновения, их начало жечь от предвкушения новых. В лицо не смотрел, чтоб не увидеть там ненависть и презрение. Чтоб не передумать из-за ее взгляда, чтобы не мешала ему любить себя…Да, любить. Не трахать, не иметь, а любить. Сегодня он понял значение этого слова, казавшееся ему сопливым когда-то.
Снял с нее толстый свитер, футболку. Судорожно сглотнул, когда потянулся к застежке лифчика. Как тяжело она дышала. Как будто вот-вот задохнется. Ему самому казалось, что он задыхается, когда на грудь ее посмел посмотреть. Перед глазами сверкнули картинки из прошлого, как мял эту грудь, как терзал жадным ртом соски. Как трясло всего от вида ее обнаженного тела.
Одной рукой приподнял за талию и стянул штаны. Еще раз приподнял и за ними следом отправились трусики. Бляяядь, какое же красивое у нее тело. Нежное, сливочное, идеальное. И от одной мысли, что будет его касаться, будет ласкать дрожали колени.
В таз огромный воду набрал, долго не мог добиться нужной температуры, потом так же долго пытался пристроить ее в этом тазу. Не получалось. Он злился, весь взмок от воды, от пота, от того, что тело ее голое трогал, сжимал. От того что грудь ее по его лицу скользила…От эрекции своей адской. От ощущения свой тупой беспомощности.
Усадил наконец-то, спину подпер перевернутым стулом, под ноги на пол постелил целлофан. Все молча. И ни разу не посмотрев ей в глаза. Потом полотенца край намочил и повел влажным концом по ее шее, по плечам, по тонким рукам, вымывая каждый палец, по груди, судорожно выдыхая, когда соски сжались в тугие бутоны, которые невыносимо хотелось взять в рот. Вымыл под грудью, провел рукой по животу, по бедрам и скользнул намыленной ладонью между ног.
Едва тронул ее промежность и член уткнулся в штаны, натянул ткань. Закаменел так, что у него перед глазами потемнело. Провел указательным пальцем по нижним губам. Едва касаясь. Чувствуя, как пересохло в горле. Вымывая и одновременно дотрагиваясь до каждой впадинки, до каждой выпуклости, когда снова вверх рукой повел, надавливая между лепестками плоти, ощутил это подрагивание. Ее тела. Как будто она задрожала от его касания. Вскинул голову и впился взглядом в ее лицо, чувствуя, как у самого обрывается дыхание. Раскрасневшаяся с полуприкрытыми веками и приоткрытым ртом…облизала губы кончиком языка. Не смотрит на него…а ему кажется, что она чувствует. Его пальцы там. Решил проверить и тронул пальцами ее сосок. Потирая самый кончик. Рот приоткрылся еще больше и ее глаза закатились. Чувствует! Она чувствует его прикосновения! И…они ей нравятся.
Поднял ее на руки, вытаскивая из таза, опрокинул на кушетку, на расстеленное полотенце, вытирая насухо и не переставая вглядываться в ее лицо. Снова не смотрит на него. Упорно куда-то в сторону. Только щеки полыхают, делая еще красивее, еще ярче. Все она понимает. Все чувствует.
— У тебя охрененное тело…я п***ц как хочу его трогать и ласкать. Любить твое тело, Михайлина.
Хрипло прошептал, склоняясь над ее лицом.
— Слышишь? Ты ведь почувствовала мои прикосновения? Да? Скажи? Кивни!
Отвернулась, делая вид, что ей все равно. Черта с два она теперь притворится, черта с два он даст ей уйти в себя и сделать вид, что ничего не было.
Потянулся за банкой с маслом, налил на руки и нагло повел сразу по груди. Показывая, что ничего не случайно. Увидел, как распахнулись ее глаза, но не прекратил, сдавил полушария ладонями, потирая соски, видя, как нахмурилась, как закусила губу, как пытается отрицательно качать головой. А он ладонями вниз по ребрам, по животу, раскидывая ее ноги в стороны, натирая внутреннюю поверхность бедер, проводя маслом по ее промежности, проверяя не ошибся ли там в воде, когда показалось, что отвечает на касания. Раздвинул нижние губы и провел маслом между ними, отыскивая твердую точку клитора. Обводя его подушкой пальца и всматриваясь в ее лицо.
— Чувствуешь? Я ласкаю тебя. Чувствуешь?
Второй рукой сжимая грудь, подразнивая соски. Осторожно ввел в нее палец и толкнулся внутри и с диким триумфом ощутил, как обхватили палец мышцы влагалища.
— Да, блядь! — выдохнул ей в лицо, — Чувствуешь! Ты меня чувствуешь!
В ответ ее губы приоткрылись, и она посмотрела ему в глаза. То ли с мольбой, то ли с болью. И тут же отвела, прикрыла тонкими веками.
— Ты красивая…везде. Там тоже красивая и я херею от прикосновений к тебе. Покажи мне…что ты меня чувствуешь. Покажи…
И под пальцами плоть все мягче становится, горячее. Вторую руку ей под голову приподнимая к себе, склоняясь к самому лицу, касаясь языком ее губ, повторяя им движения внизу и когда снова проник внутрь, она застонала и он поймал этот стон широко открытым ртом, впиваясь в ее губы, проталкивая язык глубже. Пусть пока не отвечает, пусть. Но она чувствует! Да! Чувствует! И он сам чувствует, как твердеет клитор под подушечкой пальца, как пульсирует, как напрягается и у него самого член разрывает от напряжения. Не руками…он хочет любить ее поцелуями, любить ее ртом, поедать ее, показать ей какая она вкусная и пиздец какая желанная для него.
