— Ты чего орешь? Жди! Я занята!
Руку в окошко протянул и сотовый из ее рук выдрал.
— Ты чего? Тыыыы — заорала рыжая, начала руки в окошко просовывать пытаясь его схватить за рукав.
— Найди мне информацию, где девушка и не то я твой андроид отправлю в нокаут. На новый вряд ли насосешь в ближайшее время. Выбирай мне его ногой раздавить или о стену припечатать. Время пошло. Раз, два…
Она вся подобралась, лицо покрылось красными пятнами, а нос побелел. Что такое? Нарвалась на такое же хамло? Привыкла, что все в унизительном положении и никогда отпора не дадут? Будут задницу твою толстую вылизывать?
— В реанимации она. На четвертом этаже слева по коридору. Без халата и бахил не пустят.
— Держи говноид свой и людям не хами больше.
Пошел в сторону коридора, услыхал как она охрану вызванивает. Ну-ну. Вызванивай. Будут реанимацию охранять.
Халат и бахилы купил, натянул на себя. Взбежал по лестнице. Больничные лифты в доле со смертью. Ползают нарочито медленней, своих двух, раза в четыре.
Надавил на красную кнопку коммутатора на дверях реанимации.
— У нас обход. Позже.
Кажется, врачи думают, что они заместители Богов на земле. Надавил на кнопку еще раз.
— Вам сказали обход!
— А ты кто? И когда в отпуск за свой счет планировал? Могу отправить сегодня бессрочно!
Там чем-то поперхнулись. Обход видимо был обедом или вторым завтраком.
— Вы кто и к кому?
— Демьян Галай к Ярошенко. Поступала такая?
— Кто?
Послышался голос вдалеке.
— Открывай быстро, давай! Это сын шишки одной! Нам настучат по голове, если не впустим.
Замок щелкнул, и я оттолкнул жующего парня в халате, прошел прямиком в кабинет с табличкой «завотделением». Толкнул без стука.
Кто-то тихо ойкнул, силуэт медсестры юркнул за ширму, лысый доктор одернул халат и спрятал нижнюю часть тела за высоким столом. Рядом приборы пищат, люди умирают, а упыри в белых халатах повышают рождаемость. Какая гадкая ирония.
— Что такое? Вы что себе позволяете? Вы кто такой?
Где-то он этого лысого видел. Кажется, к отцу приходил с какими-то проектами и разработками. Ученый хренов.
— Демьян Галай. Сын Никиты Сергеевича Галая. Здесь моя …моя… девушка. Михайлина Владимировна Ярошенко. Как она? Хочу знать все о ней!
Лысый кивнул испуганной пышногрудой медсестре, и та выбежала из кабинета, прикрыв дверь. А он быстро собрался и взял себя в руки. Натянул на лысину шапочку, уселся за стол, надел очки. Стал выглядеть более или менее доктором.
— Присаживайтесь…Демьян Никитьевич.
Его передернуло. Никогда не любил по отчеству.
— Что с ней! Я хочу ее видеть! Немедленно!
Доктор порылся в столе, достал папку. Делал он это нарочито медленно, нарочито долго. Чем начал Демона бесить. Захотелось содрать с него очки и засунуть ему в штаны и раздавить, чтобы порасторопней был.
— Поступила вчера утром. Тяжелая черепно-мозговая, серьезная травма позвоночника, переломы обеих ног, левого ребра…
Пока он говорил, Демьяну казалось его бьют железной кувалдой по голове. Наотмашь. Бьют так, что у него дух захватывает и он слышит треск своих костей. После перечисленных увечий, он хрипло спросил, глядя на свои руки. То сжимая их в кулаки, то разжимая.
— Она…она выживет?
— Точных прогнозов нет. Еще вчера мы считали, что это невозможно, но показатели немного улучшились. Пока что трудно ответить на ваши вопросы. Ее ждет долгое выздоровление, дорогостоящие операции и реабилитация. В лучшем случае. Но…это стопроцентная инвалидность.
Последний удар был самым оглушительным. Настолько сильным, что Демон дернулся и от боли заскрипел челюстью. Шли секунды. Отщелкивали у него в голове. Врач тоже молчал.
— Ты…как там тебя зовут?
— Альберт Вениаминович.
— Сколько надо для того, чтобы прогнозы стали самыми благополучными? Позови свою помощницу медсестричку и пусть составит вместе с тобой прайс-лист.
Встал из-за стола и направился к двери.
— К ней нельзя! Она в общей…она…
Демьян его не слушал, оттолкнул грудастую медсестру в сторону и вошел в первую палату, наполненную разнополыми пациентами в трубках, катетерах, подключенных к аппаратам жизнеобеспечения.
Ее сразу увидел… а когда увидел ноги отнялись. Стали ватными. Передвигал одну за другой подбираясь к постели как через километры.
Чувство вины к земле правило с такой силой, что он даже вздохнуть не мог. В висках только одно «найду кто это сделал и лично катком перееду»
Под бинтами, трубками ее и не рассмотреть. Маленькая, вся перебинтованная, белая, как мел. Из-под гипса пальчики торчат со сломанными ногтями до мяса. И у него все сковырнуло внутри. Как будто разодрало грудину. Тронул пальчики, погладил. Мишка. Тоненькая, с огромными глазами, доверчивая, добрая Мишка. Это не с ней он видео отправил в прямой эфир…С ней нельзя было так. Нельзя.
На лицо взгляд перевел. И дернулся весь. Заорать захотелось. Полголовы под бинтами и повязками. Видно только разбитые губы и они шевелятся. Не слышно ни звука. Он наклонился, всматриваясь, пытаясь прочесть, что она говорит:
«По…ля….По…ля»
Толи кажется, то ли правда имя дочки все время повторяет.
— Я…найду ее и позабочусь о ней. Найду ее отца. А ты…Ты…выкарабкаешься. Обещаю. Выкарабкаешься…Мишкаааа…
Наклонился к пальцам губами прижаться, а она вдруг вся передёрнулась, выгнулась. Приборы запищали, взвыли.
Он назад отходит, уже не видит ничего. Все расплывается и кровать, и мониторы резко замигавшие и реанимация эта. Боль щеки жжет. В дверях доктора за шкирку схватил, приподнял.
— Самое лучшее все…палату отдельную.
— Я понял. Понял. Отцу вашему мое почтение передайте и благодарность и…
— Переведите отсюда! Сейчас!
Вырвался из удушливого запаха медикаментов, из давящего ощущения, что там осталась часть него. Не может всего этого быть. Не с ней.
Тяжело дыша, упал на асфальт, на колени, скрючившись, обхватив голову руками. То ли орал, то ли мычал. Только кулаками бил по асфальту, оставляя кровавые отметины. Потом сел, задыхаясь…Лихорадочно доставая из кармана сотовый. Набрал номер.
— Найди мне…найди мне одного чела. Всеволод Остромянский с Бодей дружил. Да, тот длинный с которым Михайлина тогда укатила. Найди мне его немедленно.
Кто-то подошел к нему сзади.
— Простите…как хорошо, что я вас догнала.
Та самая грудастая стоит с ноги на ногу переминается.
