Трясущимися пальцами сигарету достал, сунул в рот. Руки мокрые, зажигалка не работает. Психанул отшвырнул сигарету, раздавил мощной подошвой кроссовка.
В кармане трусы ее лежат и, кажется, прожигают там дыру. От одной мысли о них яйца в узел скручивает. Думал прошло это все. Думал, что ненависть давно стерла все эмоции к этой…
Но они вернулись с новой силой. Как удар в солнечное сплетение. Да так, чтоб дыхалку свело, и диафрагма от судороги сжалась до боли. Рядом оказался, глаза ее увидел вблизи и все и пиз*ец!
Ему снова восемнадцать и его ведет как прыщавого девственника.
Безвольный, конченый слабак. Как и тогда…Ни хрена не изменилось. Она, сууууука такая, стала еще красивее. Тоже облако русых волос с нежным запахом ириса, те же прозрачные голубые глаза…те же розовые губы без косметики. Собрала волосы в дурацкий узел. Так и тянет содрать и посмотреть, как эти нежные пряди струятся по ее спине…как когда-то, когда подсматривал за ней. Бессчётное количество раз подсматривал. Фотографировал. Во сне видел.
Бедер ее ладонью коснулся и чуть не кончил. Мощно, быстро, унизительно и жалко. Как тот сраный, тупой подросток, который дрочил на ее фото, дрочил на все, что принадлежало ей. Даже, мать ее, на ее расческу. И ревновал. Бешено, адски, дико ревновал. К каждому столбу. К стульям, к столам, к подушке…Но больше всего к Богдану. Любил его, был предан ему и…ненавидел за то, что тот трахал эту дрянь. Каждую ночь. А он бился головой о стену с крепко зажмуренными глазами и на всю громкость врубал музыку или на хер уходил из дома.
* * *
Ранее…
— Поможешь принести уголь из подвала? Буду жарить мясо на гриле!
Вбежала к нему в комнату, а он в одних джинсах стоит перед зеркалом, с футболкой в руках и прикидывает пойти на их сраный пикник или нет. Резко к ней обернулся, увидел, как она на последнюю татуху его смотрит. Огромный череп волка на груди с розой в оскаленных зубах. Выпуклые кости на скулах как раз там, где его пресс, а пасть, со стекающей слюной опускается чуть ниже пупка.
На ней короткое легкое светлое платье похожее на футболку, голые ноги слегка загорели и манят взгляд. Длинные светлые волосы в косу заплела, а челка постоянно падает ей на глаза.
— Поможешь? Бодя еще не вернулся, а я хочу к его приезду все успеть.
— Да. Идем.
Отшвырнул футболку в сторону, а она губу закусила и замерла, когда он оттеснил ее к косяку двери и протиснулся рядом. ПахнУло чертовым запахом ириса. Она что купается в нем?
— Может наденешь что-то? Там не так уж и жарко.
Посмотрела на его грудь и тут же взгляд отвела.
— Я тебя смущаю? Голых мужских торсов не видела никогда? Бодя тебя в одежде…
— Все! — оборвала, махнула руками, — Не помогай! Сама достану!
Развернулась и быстро сбежала по лестнице. Он за ней. Бля…какого хера рот на замке не держится. Так и хочется гадость сказать. Унизить, обидеть. Сам не знал почему. Точнее, знал. Потому что с ее появлением он начал считать себя мразью. Потому что трахнуть невесту брата хотел. И не просто трахнуть…а быть с ней вместо него.
Светлое платье мелькнуло за дверью чулана, пошел следом, спустился по лестнице и остановился, во рту мгновенно пересохло, когда увидел, как она наклонилась за мешком с углем. Платье поползло вверх и обнажило ноги до трусиков. Скромные, белые без узоров. Обтянули обе ягодицы и из-под резинок видны налитые полушария и прикрытая трикотажем промежность. У него встал. Мгновенно. Дыбом. Так что в паху прострелило. Обернулась с мешком в руках. Нахмурилась. Быстро одернула платье.
— Сказала же не надо!
— Сюда давай!
Выхватил у нее пакет и заодно ширинку прикрыл. Понес наверх. Бросил рядом с мангалом и быстрым шагом в дом, в туалет. Лбом к стене прислонился, член с штанов достал и закусив губу, прокручивая перед глазами ее попку и длинные ноги, быстро дергал рукой пока не излился в унитаз. Иначе не смог бы выйти. После взгляда на нее у него не падал. Стоял намертво. Только единственный выход — передернуть, как малолетка, и немного успокоиться.
Потом огонь разжигал пока она мясо нарезала. Бегает в этом платье своем проклятом, ноги мелькают, то к груди прилипнет, обрисует лифчик, то ветер челку швыряет ей в лицо. Она пальцы облизывает, а Демон то на нее смотрит, то угли вертит и ему кажется, что он сам на этих углях поджаривается.
Подбежала, улыбается. Что-то в тарелке притащила. А ему хочется, чтоб не подходила. Никогда. Даже на метр.
— Хочешь попробовать? Я сама баклажаны в духовке запекала. Кусооочек.
У нее была удивительная способность забывать все плохое. Как будто грязь отталкивается от ее кожи, волос, от ее розовых губ и исчезает. Не пристает к ней. Сколько бы мерзости ей не на говорил все оставалось только с ним, а ее не касалось.
— У меня руки грязные. — буркнул в ответ и потыкал железной палкой в очаг.
— Открой рот.
Бляяяядь! Его током прошибает от ее слов. От каждого долбаного слова.
— Нууу. Вкусно. Попробуй! Скажи ааааа. Давай. Да. Вот так.
Послушно открыл и она ему на язык положила кусочек баклажана своим пальчиком. Своим маленьким белым пальчиком с остреньким ноготком. Гребаные баклажаны. Он их с детства ненавидел. Запах не переносил. Но стоял и жевал, как идиот. И с ее рук съел бы всю миску. Или сколько она их там напарила.
— Вкусно? — и в глаза заглядывает. — Скажи, ведь вкусно?
— Съедобно!
— Нравится?
— Нравится.
Да, она ему нравится. Зверски нравится, до дрожи во всем теле, до боли в груди, до едких ожогов в животе. И ему хочется за это выдрать себе глаза, отрезать пальцы. Пальцы, которыми хотел бы тронуть хотя бы ее волосы. Вот эту пушистую прядь у виска. Убрать за ухо. Он так и сделал. Убрал.
А потом руку на очаг положил и обжег ладонь.
— Твооооою мать!
— Что? Обжегся? Где? Покажи!
Хватает его за руку, а он сопротивляется, отпихивает ее от себя. Чтоб не прикасалась. Но она дура. Просто дура, потому что не видит не замечает. Руку схватила дует, потом за льдом побежала. Прикладывает и спрашивает все время:
— Больно? Я в аптеку схожу за спасателем. Потерпишь?
— Куда сходишь?
— В аптеку. Тут недалеко. Всего минут двадцать идти.
Идти? Она серьезно? Для этого есть специально обучение люди, которые метнуться едва он им головой кивнет.
— Пройдет. Давай мясо будем жарить. Неси сюда шампура.
— Да. До свадьбы заживет.
Смеется и сама челку за уши прячет.
— Я не женюсь.
— Та до твоей долго еще. До моей заживет.
Одернул руку.
