— Не соблаговолите ли вы последовать за мной, мисс? — почтительно предложил он и повел ее в ту часть замка, где она еще не бывала.
В конце длинного коридора лакей открыл дверь, и Минелла увидела графа, ожидающего ее в очень удобном и в то же время внушительном кабинете.
На стенах висели картины Вуттона и Стаббса, изображающие лошадей. Диван у камина и стулья были обиты красной кожей.
Но Минелла смотрела только на графа. Он тоже переоделся, и она подумала, что в костюме для верховой езды он ей нравится больше.
— Вы на удивление быстры, Минелла, — сказал он. — Обычно женщин приходится ждать часами, но, видимо, работа на сцене требует умения переодеваться в мгновение ока.
Минелла улыбнулась ему, но ничего не ответила.
Она просто подошла к мраморной каминной полке и протянула руки к огню.
Несколько мгновений граф наблюдал за ней, а потом произнес:
— Присядьте, Минелла. Я хочу сказать вам кое-что важное.
Она повиновалась и вопросительно посмотрела на него, не понимая, почему тон его неожиданно стал таким серьезным.
Граф встал спиной к камину и продолжал:
— То, о чем я собираюсь поведать вам, — моя тайна, и я вынужден просить, чтобы вы дали слово никому ее не рассказывать.
— Да, конечно, я обещаю, — сказала Минелла.
— И вы клянетесь в этом всем, что для вас свято? Я полагаю, вы молитесь Богу?
— Разумеется, каждый вечер и каждое утро. Граф улыбнулся, словно ждал именно этих слов. Потом он заговорил, и Минелла впервые услышала в его голосе искреннее волнение:
— Около двух лет назад я женился.
Минелла посмотрела на него в изумлении. Конни никогда не говорила, что у графа есть жена.
— Так получилось, — продолжал граф, — что моя жена очень похожа на вас.
— Похожа на меня?
— У нее такие же волосы, такой же цвет глаз, хотя — не подумайте, что я хочу вам польстить — вы гораздо красивее.
— Спасибо, — спокойно сказала Минелла.
— Это был поспешный брак, — продолжал граф, — и, оглядываясь назад, я понимаю, что на меня оказали давление — причем не только моя мать, которая мечтала, чтобы я поскорее женился, но и отец моей жены, посол в отставке.
Повисло молчание. Потом граф произнес медленно, словно видел какую-то картину перед своими глазами:
— Это случилось на юге Франции. Там живет моя мать, на вилле около Ниццы, потому что английский климат ей вреден, и у отца моей жены тоже вилла недалеко. Они очень дружны, и вместе разработали план женить меня на дочери посла, Ольвии.
Голос графа внезапно переменился, и он почти выкрикнул:
— Это была ловушка, и я попался в нее, как зеленый юнец!
— Ловушка? — переспросила Минелла. — Но как же так?
— Я должен был догадаться, — продолжал он, словно не слыша, — когда они использовали любые предлоги, чтобы заставить нас поскорее сыграть свадьбу прямо там, в Ницце, и Ольвия, казалось, ничуть не против того, что на свадьбе не будет ее английских подруг и друзей.
«Быть может, она стеснялась большой церемонии», — подумала про себя Минелла.
Но вслух она ничего не сказала, а в голосе графа послышались резкие, стальные ноты, когда он произнес;
— Через неделю после того, как мы обвенчались, моя жена сказала мне, что она беременна и убежала с итальянцем, которого любила в течение двух лет, и с которым ее отец запретил ей встречаться.
— О нет! — выдохнула Минелла.
— Вы можете представить, что я тогда чувствовал, — горько сказал граф, — но я был твердо намерен скрыть ото всех нанесенное мне оскорбление и тот факт, что меня поймали с помощью одной из самых избитых уловок!
Минелла не понимала, что это значит. В то же время она отчаянно жалела графа, зная, как больно этот поступок жены задел его гордость.
— Что же вы сделали? — тихо спросила она.
— Я вернулся в Англию и решил, что никто не должен жалеть меня, никто не должен смеяться надо мной у меня за спиной, — ответил он и с насмешкой добавил:
— Никто не осмелился бы делать это в лицо.
— Разумеется, но ведь никто не знал, что вы женаты?
— Все об этом знали! — с досадой сказал граф, как будто это был глупый вопрос. — О нашей свадьбе было объявлено не только во всех английских газетах, но и во всех французских! Когда я вернулся, меня ждали груды поздравительных писем.
— Представляю, как все это было ужасно для вас! — с сочувствием сказала Минелла.
— То, о чем я вам только что говорил, — произнес граф, — известно только моей матери и отцу моей жены.
— Я… Я не понимаю.
— Своим знакомым я сказал, — продолжал граф, — что моей жене пришлось остаться во Франции с отцом, у которого расшатано здоровье. Всякий раз, когда я уезжаю отсюда или из моего дома в Лондоне, я говорю, что еду ее навестить и жду, что она вернется в Англию, как только ее отец или поправится, или умрет.
— И они верят вам?
Губы графа искривились в циничной усмешке.
— Не у многих людей достанет отваги назвать меня лгуном!
— Но где же теперь ваша жена?
— Со своим любовником в Италии, — ответил граф. — Недавно я получил от нее письмо с просьбой дать ей развод.
Минелла непонимающе взглянула на него.
— И вы отказали ей?
— Конечно! Почему я должен стать жертвой скандала? Почему я должен позволить не только моим друзьям и врагам — а у меня множество и тех, и других, — но также любому горожанину, покупающему газеты, узнавать о моих личных делах?
— Я понимаю, что для вас это было бы оскорбительно, — сказала Минелла, — но это подразумевает, что вы не можете жениться снова, и вырастить сына, который унаследует этот замечательный замок.
— Я знаю, — сказал граф так, словно его обидело то, что сказала Минелла.
— Я… Мне очень жаль.
— И теперь на сцене должны появиться вы.
— Я?
— За два дня до отъезда из Лондона, мне было поручено представлять ее величество королеву Викторию в Каире, когда генерал Китченер прибудет туда шестого октября, после блистательной победы в Судане.
— Вы имеете в виду битву при Омдурмане?
— Я вижу, вы читаете газеты! — усмехнулся граф. — Да, как вы знаете, он сейчас герой дня. Генерала будут чествовать в Египте, а когда он вернется в Англию, как стало мне известно из конфиденциальных источников, ему пожалуют графский титул.
— Что ж, я рада! — воскликнула Минелла. — Я всегда восхищалась его военным талантом, и теперь он отомстил за смерть генерала Гордона.
