Впрочем, пол от этого не становится чище – почти все свободное место загромождено ведрами, тазами с окровавленными останками, грязными инструментами – хирургическими или пыточными.
Гнилозубый в побуревшем халате подмигнул Свордену:
– Быстро оклемался, здоровяк. Сколько же я из тебя дерьма выкачал – после такого не живут, поверь мне. Везунчик! Редко такой улов попадается.
– Кто вы? – говорить трудно и больно.
– Рыбари! Вольные рыбари Дансельреха, кехертфлакш! – скрип впивается в уши. Хочется зажать их ладонями, только бы не слышать его.
– Рыбари? Рыбу ловите? – Сворден сплюнул кровавую мокроту.
Гнилозубый засипел, заклекотал, забил в дребезжащие литавры:
– Точно, здоровяк! Точно! Рыбу! Глубинную бомбу – а она вверх брюхом всплывает, ха-ха! Эй, уроды! – гнилозубый повернулся. – Дозу здоровяку! Живо!
В углу комнаты зашевелились и из-под крайнего стола выбралось нечто, смахивающее на жертву вивисекции, – нелепый карлик с огромной головой и бельмастыми глазами. В его черепе имелось еще несколько отверстий, откуда смотрели черные бусины дополнительных буркал. Передвигался урод на коленях, помогая одной рукой, а в другой держал шприц.
– Соображает, тварь, – гнилозубый постучал костяшками пальцев по башке карлика. – Давай сюда руку, здоровяк.
– Что это? – Сворден даже не пошевелился – шприц выглядел на редкость грязным, а толстая игла скрывалась под коростой засохшей крови.
Гнилозубый прищурился, разглядывая плескавшуюся внутри дрянь, пощелкал по стеклянному цилиндру:
– Тебе-то какая разница? Говорю – надо, значит, надо.
Карлик за спиной гнилозубого покачал головой, затряс рукой.
– Не надо, – сказал Сворден.
– Кехертфлакш! Вот почему я не люблю здоровяков, – гнилозубый обернулся к карлику, который тотчас замер. – Им все приходится объяснять. То ли дело вон те, – кивок в сторону трупов, – лежат смирно, не говорят, не сопротивляются, глупых вопросов не задают. Прелесть!
Гнилозубый, не отворачиваясь от карлика, невероятно ловко сцапал Свордена за запястье. Игла почти вошла в кожу, но Сворден перехватил его руку и крепко стиснул ее. Гнилозубый вскрикнул.
– Из плеча вырву, – предупредил Сворден.
– Что же такое делается! – плаксиво заскрипел гнилозубый. – Хочешь по-хорошему, по-хорошему, а тут…
Сворден ударил, гнилозубый обмяк. Шприц покатился по полу и остановился, наткнувшись на таз с ворохом окровавленных бинтов, затем, подчиняясь качке, начал обратный путь. Карлик схватил его и поковылял к себе в логово.
Пол оказался ледяным. Его покрывала какая-то липкая дрянь и казалось, что при каждом шаге за ступней тянутся тонкие нити клея, отчего хотелось выше поднимать колени.
Нормальной одежды Сворден не нашел и пришлось перепоясаться грязным халатом. Он выбрал из груды инструментов парочку поострее и засунул за импровизированный пояс.
Среди ведер и тазов обнаружился люк. Еще одна дверь вела в пустой коридор. Куда лучше направиться и вообще – как себя вести – Сворден пока не понимал.
Судя по запахам и звукам, катамаран являлся чудовищно древней посудиной – воздух густо пропитался ржавчиной, скрипом и, вдобавок, имел резкий привкус работающего на пределе реактора – радиация вблизи котла должна зашкаливать за все мыслимые нормы не то что безопасности, а просто выживания. Людьми тоже ощутимо попахивало, но сколько их находилось на корабле Сворден определить пока не мог – слишком уж воняло мертвечиной.
Тем временем гнилозубый зашевелился. Сворден стянул ему руки грязными бинтами и уложил на стол. Из торчащих проводов на лице сочилось нечто густое. Гнилозубый неумело притворялся все еще потерявшим сознание.
– Отрежу веки, – мрачно пообещал Сворден. – Сколько человек на борту?
Гнилозубый открыл глаза. Сворден уперся локтем ему в грудную клетку.
– Де… де… десять…
Сворден подцепил веко гнилозубого, резанул скальпелем. Глаз начал затекать кровью. Гнилозубый заскрипел.
– Проясним наши с тобой отношения, – сказал Сворден. – Наши с тобой отношения начались на этом столе, и на этом же столе и закончатся. Как произойдет расставание – зависит не от меня. У тебя есть два пути. Первый – быстро и точно отвечать на мои вопросы. Второй – быстро и точно отвечать на мои вопросы после того, как за каждую попытку обмануть или что-то утаить некоторые части твоего организма перестанут тебе принадлежать. Какой путь по душе?
– Первый, – прохрипел гнилозубый.
– Разумный выбор, – одобрил Сворден. – Кто вы такие?
– Рыбари.
– Рыбари – это которые не ловят рыб?
– Не ловят.
– Чем вы тогда занимаетесь?
– Ловлей.
– Рыб?
– Нет.
– А чего?
– Людей.
– Ловцы человеков, значит?
– Да.
– Так, внимание, трудный вопрос – сколько человек на борту?
– Десять.
Гнилозубый не врал. По крайней мере, Сворден не ощущал в его ответе отчетливой терпкости лжи, которую не скрыть никакими ухищрениями. Да и не походил гнилозубый на мастера скрадывания. Но все равно, нечто в нем и в его ответах настораживало.
– Что в шприце?
– Яд, – прохрипел гнилозубый. Глазница полностью затекла кровью.
Неприятное чувство нарастало. Где-то Сворден ошибся. Прокололся. Просчитался.
– Куда деваете мертвецов?
– В трюм, – шевельнул головой гнилозубый, и кровь из глазницы потекла по виску. – Там – люк.
В шлюз-тамбур постучали. Чем-то тяжелым, возможно даже кувалдой, но как-то вежливо, можно сказать – робко.
– Лежи спокойно, – предупредил Сворден гнилозубого. – Спроси, что надо.
– Что надо? – послушно повторил гнилозубый. Скрипучий голос легко прошел сквозь густой шум, наполняющий корабль.
– Капитана на мостик! – проорали из-за переборки. – Срочно!
– Капитана на мостик. Срочно, – передал Свордену гнилозубый.
– И кто же из нас двоих капитан? – спросил Сворден. Ощущение легкого безумия происходящего перерастало в смрад тяжкого бреда.
– Вы… Вы – капитан… – гнилозубый с ужасом смотрел на Свордена оставшимся глазом.
– Действительно, – пробурчал Сворден, – как я мог забыть. Так ты уверен, что капитан этой лохани – я?
– Да, капитан, – прохрипел гнилозубый.
– И как меня зовут?
– Сворден. Капитан Сворден.
В переборку застучали уже нетерпеливо.
Сворден распахнул тамбур-шлюз, схватил вестового за грудки и прорычал:
