– Он видит что-то чудесное.
– Сейчас мы все увидим что-то чудесное, кехертфлакш!
Заколдованное слово окончательного пробуждения. Сворден открыл глаза. Голова покоилась на чьих-то костлявых коленях. Ледяные, скользкие пальцы касаются щек. Появилось лицо – поначалу расплывчатое, неясное, как будто всплывающее из толщи мутной, грязной воды. Волосы неопрятными сосульками, кожа, испещренная пятнами. Пятнистая!
– Ты что тут делаешь? – одними губами спросил Сворден. Память тщится сохранить осколки минувших грез, но они тают, оставляя лишь пятна сожаления в море усталости.
– Пошла за тобой, – улыбнулась Флекиг.
– Врет тварь, – ткнул болтом ей в щеку Кронштейн. – Церцерсис послал присматривать. Суши днище, трахофора!
– Сам такой, – улыбка превратилась в злой оскал.
– Хо-хо-хо, – болт неумолимо приближался к ноздре Свордена.
Сворден оттолкнул руку Кронштейна и сел. То, что он поначалу принял за головокружение, оказалось болтанкой. Дасбут раскачивался с кормы на нос и, к тому же, заваливался на один борт. В их компании обнаружился еще один новоприбывший – в проеме люка в обнимку с огнеметом сидел Патрон и замазывал новые ожоги вязкой дрянью, черпая пальцем из банки.
– Дотла еще не сгорел? – поинтересовался Сворден.
– Не-а, – огнеметчик потрогал почерневшие остатки носа и осторожно потер стекла темных пенсне, с которыми не расставался, хотя не мог их носить. Затем вновь приделал пенсне проволокой к кожаному шлему.
Флекиг схватила Свордена за локоть:
– Он не хотел за тобой в трюм спускаться.
– Не-а, – согласился Патрон.
– Всем отсекам доложить о неисправностях! – объявил Кронштейн. Дасбут тряхнуло. – Дерьмовые у нас дела.
– Сорвались? – спросил Сворден, хотя и так ясно – дасбут погружался все глубже. Механизмы кряхтели и сипели, сдерживая чудовищное давление.
– Нахлебались гноища по самые уши, – сказал Кронштейн. – Патрон, ты чего сюда приперся? Подыхать?
– Не-а.
– Ну, тогда мы в безопасности, – Кронштейн с такой силой прикусил болт, что из уголка рта потекла струйка крови. – Раз Патрон сюда притащился, да еще со своей дерьмокидалкой, то лучше места в гноище не сыскать.
– Может… э-э… Башка нас выведет? – предположила Флекиг.
– Заткнись уж, доска с дыркой, – Кронштейн сплюнул и встал, держась за скобы.
Что-то заскрипело, заскрежетало, а затем принялось мучительно выдираться с оглушительным хрустом.
– У нас кок служил, – сказал Кронштейн, – так он точно так зубы щипцами драл. Настоящий мастер.
– Не-а, – подал голос Патрон, закончив пользовать раны. – Не кок. Электрик. И не щипцами, а разрядником. Зубы вместе с зенками вылетали!
Флекиг вскочила на ноги, сжала пальцы в кулаки, зажмурилась и завизжала.
– Не парь кость, – сказал Кронштейн, дождавшись паузы в визге Флекиг. – Кок был, кок.
– Не-а, электрик.
Хруст сменился астматическим сипением.
– Открыть кингстоны! – Кронштейн выпрямился и отдал честь. – Команде приготовиться к затоплению! Переходник сорвало.
– Жила у нас приблуда, – сказал Патрон и мечтательно зажмурился, – так у нее такие кингстоны имелись – полное затопление! И без всяких переходников рубку срывало.
– Мы так и будем подыхать? – всхлипнула Флекиг.
– Сколько у нас времени? – спросил Сворден.
– Ни хрена нет у нас времени, – сказал Кронштейн. – Сейчас зацепимся за топляк, встанем раком и уйдем вниз иглой.
– А если дырку прожечь?
– Что скажешь, Патрон? – Кронштейн повернулся к огнеметчику. – Твоей дерьмокидалки на хорошую дырку хватит?
– Не-а, – помотал головой Патрон. – Ее на две хорошие дырки хватит.
Сворден попытался представить происходящее с дасбутом. Лодка набрала гноище и теперь продавливала жидкий грунт, чтобы окончательно погрузиться в бездну. Вокруг них пока находился слой топляка – дасбутов, нахлебавшихся гноища, но все еще соединенных с кладбищем кораблей.
Сорвавшийся дасбут никогда не тонул один – гигантское сооружение цеплялось за себе подобных, порождая цепную реакцию. Хрупкое равновесие в топляке нарушалось, времянки-пробки выбивало, пробоины расширялись, и все больше лодок отрывалось от архипелага.
Если пробить дыру в месте временной сцепки тонущего дасбута и топляка, то можно перебраться на лодку, с уцелевшим переходником, а оттуда перейти на более безопасный уровень.
– Такое получается только в бреду, – сказал Кронштейн, выслушав Свордена. – Особенно если накануне пришили твоего лучшего корешка.
– Слушай, что Башка говорит! – разъярилась Флекиг. – У самого-то кумпол железками набит, а туда же! – она вскочила на ноги, выдернула из зубов Кронштейна болт и затолкала ему в ноздрю. Механик со стоном упал на колени. Флекиг гордо выпрямилась, пальцы сжались в кулаки:
– Есть возражения? – спросила она у Патрона.
– Не-а, – огнеметчик поправил шлем, чтобы пенсне закрывали глаза.
– Я тебя… – Кронштейн кое-как вытащил окровавленный болт из носа, с отвращением осмотрел железку, стиснул ее в ладони. – Я тебя… Я тебя такими пятнами разрисую…
Флекиг с ноги залепила каблуком механику в лоб. Кронштейн принял удар, но устоял, схватил руками ботинок девчонки и резко повернул.
– Хватит! – Сворден перехватил падающую Флекиг и оттащил ее подальше от Кронштейна. Тот на четвереньках кинулся вслед за обидчицей.
Сворден запнулся и тяжело упал на спину, все еще прижимая яростно дрыгающую руками и ногами девушку. Не обращая внимания на удары, Кронштейн тянулся к ее горлу. Сворден впервые видел механика в таком бешенстве. У Флекиг обнаружился талант первостатейной стервы.
Все происходило как во сне. Одежда цеплялась за тысячи выступов, крючков, кранов, кронштейнов, откуда-то сверху падали провода, липкой паутиной опутывая руки и ноги, обматываясь вокруг горла тугой петлей, палуба содрогалась в мучительных приступах кашля, оглушительный скрип вгрызался в барабанные перепонки.
– Дифферент на корму! – заорал Патрон.
Каким-то чудом Свордену удалось стряхнуть с себя сцепившихся Флекиг и Кронштейна, перевернуться на живот и выбраться из витков проводов. Ухватившись за трап, он посмотрел назад.
Распахнутые люки между отсеками позволяли видеть дасбут почти до самой кормы. Коридор, освещенный рядами тусклых аварийных ламп, выписывал странные петли. Казалось, неведомый великан ухватил лодку за хвост и нетерпеливо дергает ее то вверх, то вниз, то из стороны в сторону. Двойной корпус, собранный из металлокерамики, не мог вести себя как резиновая труба или агонизирующая личинка, которую птица выковыряла из земли.
