Алина решительно шагнула с широкой дорожки, выложенной удивительно ровными разноцветными камешками, в подступающий к посёлку лес. Ближний лес был знаком – сколько раз она играла здесь с подругами летом, когда туман редел, отступал в озеро, и солнечные лучи прорывались к земле, скакали весёлыми бликами на влажной траве, листьях, окнах домов, собирались в многоцветную радугу. В ближнем лесу на деревьях росли плоды, иногда вкусные, сладкие, иногда – терпкие и кислые. Но всегда съедобные и необычные, не такие, как пища. Алина знала название всех плодов: маслины, кислицы, орехи. Когда-то давно люди выращивали их для еды, это было тяжело и называлось «работа». Но потом пришли менторы, принесли много хорошей пищи, нужда в работе отпала.
Старшие запрещали есть лесное, говорили, что от него начнёт болеть живот. Это было правдой – у Алины самой болел два раза. Но в отличие от подруг, есть украдкой сорванную во время игр зелень она не перестала. Именно потому, что это было запрещено. Ей нравилось делать то, что запрещено. Особенно если запрет исходил от менторов.
Хоки видели и слышали всё прекрасно, даже мысли, подуманные неосторожно громко. Однако сказать что-то не умели. Вместо этого в каждом доме на стене висел говоритель – плоский квадрат, похожий на окно. Когда менторы хотели что-то сообщить, они появлялись в этом «окне» и разговаривали человеческим голосом, хоть рот оставался закрытым. Соседки Алины пугались, когда говоритель вспыхивал бледно-лиловым светом и на нём возникало белое полупрозрачное лицо. Отскакивали к противоположной стене, сбивались в кучку, как рыбёшки на мелководье. Смотрели благоговейно, открыв рты, старались не пропустить ни единого слова, – и Майка, и задиристая вредина Шейла, и здоровенная, на голову выше сверстниц, Софа, и все остальные. Алина не пугалась. Даже не вздрагивала, когда ментор произносил её имя и причитающееся наказание.
Наказывали её часто. Пока была маленькой – оставляли без сладостей, запирали в тёмной крохотной комнате без единого окошка. Когда выросла, и наказания выросли. Ей запрещали делать то, что больше всего нравилось: купаться, гулять в лесу. А ещё её били. Это было самое жестокое наказание. Наказывали болью менторы всегда сами, не позволяли делать это старшим. Или не доверяли?
Первый раз Алину наказали болью за то, что она пробралась в большое круглое здание, стоящее неподалёку от посёлка. Из него менторы приносили еду, лекарства, одежду и другие необходимые вещи. Детям строго-настрого запрещалось ходить туда. Но ведь интересно, почему хоки умеют делать то, что не могут дети? Или всё-таки могут, если научатся? Увидеть Алина ничего не успела – мигом заблудилась в огромных тёмных помещениях, переполненных странными звуками и ни на что не похожими запахами. Потом её взяли за руки и, не церемонясь, выволокли наружу. Она сразу поняла, что будет наказана. Но так?! Она не верила, когда ей велели идти к Ратуше, где опустился на каменную площадку флайер. Не верила, когда поняла, кто её ждёт – Люсор, самый главный ментор. Но с ней всё-таки сделали это: лёгкий укол в затылок, будто наткнулась на шип злобника, забравшись слишком далеко в заросли. Алина знала – это пока не боль, только предвестник боли. В холодных глазах Люсор не было ничего, кроме равнодушия. Но кончики губ вздрогнули чуть заметной усмешкой. И слова, непонятные, но всё равно страшные, прозвучали в голове девочки: «Прости, но я вынуждена сделать это для твоего блага. Я не знаю, как остановить тебя по-другому, и можно ли тебя вообще остановить. Это последний шанс сохранить тебя для Перехода». Забыв ожидание боли, Алина рванула прочь, к дому. Только бы не ответить! Сжать свои мысли, не выпустить их из головы! Это была её тайна – единственная из детей, она слышала хок без всяких говорителей. Девочка поняла это случайно, полтора года назад. В тот раз они купались в мелком заливе, отделённом от озера песчаной дамбой. Барахтаться как малышня по пояс в воде было скучно, и она незаметно перемахнула барьер. Она успела заплыть довольно далеко, когда из туманной дымки вверху выскочил флайер. Сидевший в нём ментор махал рукой и кричал, требуя немедленно плыть к берегу. Опомнился, включил говоритель. Но девочка услышала слова раньше, у себя в голове. Хоки не были немыми!
Обычно шипы послушания менторы ставили мальчикам. Стоило кому-то из них, заигравшись, сделать запретное – подраться, убежать в лес, снять одежду, – как разряд боли обрушивался на шалуна. Поэтому, вырастая, парни никогда не нарушали Правила. И Алине пришлось понять, каково это – быть под постоянным присмотром. Шип то и дело напоминал о себе болью, иногда слабее, иногда сильней. Но надолго забыть о всевидящих менторах не позволял, учил повиновению.
Она терпела полгода, а сегодня решилась. На рассвете, пока остальные девочки спали сладким утренним сном, она выбралась из постели, взяла давно приготовленные – украденные, как иначе? – инструменты, и заперлась в туалете. Это было самое подходящее помещение: нет говорителя, звукопоглощающая обивка на стенах, а главное – зеркала. Алина аккуратно, чтобы не расколоть, подцепила ножом одно из зеркал, выдрала его из ниши, следом – второе. Поставила их на пол в углу друг напротив друга, сама уселась посередине. Так она видела собственный затылок – замечательно! Схватила в охапку короткие мягкие волосы, примерилась. Чик ножницами – и готово, кожа на затылке оголилась. Вот она, проклятая чёрная точка!
Она набрала полную грудь воздуха, стиснула зубы. Взяла в правую руку нож с остро заточенным кончиком, примерилась. Аккуратно, стараясь не задеть шип, глубоко разрезала кожу. Она приготовилась к первой боли, маленькой. Затылок обожгло, защемило, из-под лезвия выступила алая капля. Алина бросила нож, быстро промокнула кровь салфеткой. Теперь – самое страшное. Решительно вонзила в ранку пинцет, нащупала твёрдое, захватила понадёжней. Зажмурилась, дёрнула, что было силы.
Боль огненным жалом пронзила голову. И тут же отпустила, оставив тупой ноющий след. Не веря, что так легко отделалась, девочка открыла глаза. В пинцете торчала тоненькая иголка в полмизинца длиной. Алина презрительно скривилась, швырнула измазанные кровью инструменты в мусоросборник, прижала к затылку пластырь. Она вновь может делать всё, что захочет. Надолго ли? Как скоро менторы обнаружат, что потеряли над ней контроль? Проверять она не собиралась. За стенами дома, за границей посёлка её ждали лес, неизвестность и свобода.
То, что ближний лес давно закончился, Алина поняла, когда уткнулась в непроходимую стену злобника. Кустарник поднимал усыпанные шипами, твёрдые, будто металлические прутья, ветви выше её головы. Она присела, попыталась протиснуться между ними внизу у самой земли. Тут же острый шип вонзился в плечо, заставив скривиться от боли. Нет, не пролезть, всю кожу оставишь на этих проклятых колючках! Она осторожно попятилась. Убедившись, что угрозы напороться снова нет, выпрямилась. Кустарник тянулся полосой в обе стороны, исчезал в тумане. Постояв в раздумье, она выбрала направление на юг.
День давно начался, туман поредел. Видно было, как вверху, над головой, светится жёлтое размытое пятно солнца. Конечно, в посёлке уже обнаружили пропажу, девочки сказали старшим, те прочёсывают заброшенные дома, ближний лес, залив. Менторам вряд ли осмелились пока сообщить – кому придёт в голову, что шалунья не спряталась, а убежала? Так что время у неё пока есть.
