– Стоп-стоп-стоп! – Мюррей вскинул руки. – Что значит «устраним гендерную дифференциацию»? Ты собираешься конструировать бесполых существ?
– Однозначно. Гендерные различия – наследие эволюции, необходимое условие полового размножения. Отказавшись от них, мы освободим человечество от целого вороха проблем.
– Ну знаешь … – Бигли покачала головой. – Это как-то… неправильно.
– Почему? Хочешь сказать, что ты любишь Пола за то, что он мужчина, а не за то, что он Пол?
– Нет, но…
Она искала и никак не могла найти подходящие аргументы. Ната поспешила закрепить победу:
– Конечно, вопросов предстоит решить много. В том числе философских, мировоззренческих. На них не ответить за день. И за год не ответить. Но если получится, если мы преобразуем физическое тело – в запасе у нас будет вечность!
– Впечатляет. – Людмила отложила в сторону ридер. – Но у меня тоже есть несколько вопросов. Первый – то, о чём сейчас было сказано, раз и навсегда изменит не только историю, но и эволюцию. Не слишком ли в узком кругу мы берёмся решать за всё человечество?
– Мы не решаем за человечество. Наоборот, впервые человечество получит выбор. Мы никому не навязываем бессмертие.
– Ладно, второй вопрос, технический. Каким способом ты собираешься отделять тонкие тела от физической оболочки? Мне известен только один.
– Именно этим, другого и я не знаю, – согласилась Гилл. – Физические тела придётся умерщвлять. Они нам больше не потребуются.
– Умерщвлять? – недоверчиво переспросила Клер. – То есть, убивать? Лишить жизни, чтобы сделать бессмертным? Ната, ты не находишь никакого противоречия в таком предложении?
– Нет, подождите, – вмешался и Пол. – Если физическое тело умрёт, то личность потеряет связь с внешним миром. Это будут призраки, а не люди.
– Да, если умертвить тело и остановиться на этом, – подтвердила Ната. – Но если в тот момент, когда возникает индукционный поток информации между оболочками эфирной и физической, последняя станет эластичной, изменяемой? У эфирного тела достаточно энергии, чтобы всю воду биологической оболочки почти мгновенно превратить в пар, конденсировать его в капли тумана и начать создавать новое физическое тело.
Гилл с надеждой смотрела на друзей. Поймут, что речь идёт не об убийстве, а о перерождении, о начале новой жизни, неизвестной, но, несомненно, прекрасной? Мюррей, Бигли, Сорокина молчали, обдумывая услышанное. Лишь Холанд прошептала едва слышно:
– Жутко как, живьём испарять человека. – И добавила громче: – Когда мы начинали, я не думала, что придём к такому.
Ната взорвалась:
– Ах, ты не думала! А нужно было думать, когда влезла в эту историю с «Генезисом»! Из-за чего, по-твоему, уничтожили целую планету? Ты хотела проверить свои идеи практикой? Они верны, почему ты не радуешься? Именно ты открыла этот ящик Пандоры, и отступать поздно!
– Ната, успокойся ради бога! – Бигли испугано вскочила со своего места.
– Я спокойна. И заявляю с полной ответственностью – если у меня появится шанс изменить ход эволюции человека, я это сделаю. Возможно, в этом цель моей жизни. Кто из вас остаётся со мной?
– Я, – не задумываясь, ответила Сорокина. – Очень интересная и необычная задача. Независимо от того, какой результат мы получим.
– Мы дружим двадцать лет, – напомнил Мюррей. – Не думаешь же ты, что мы с Ивон бросим тебя теперь? Если ты решила ввязаться в это гиблое дело… ну, пусть так и будет.
Гилл повернулась к Клер, посмотрела вопросительно. Холанд грустно скривила губы.
– А что будет с той, кто не желает в этом участвовать?
– Мы тебя линчуем. Ничего, естественно, не будет! Можешь написать заявление и уйти. Но, Клер, мне нужна твоя помощь. Всё это выходит за пределы естественных наук, которыми я занималась.
– Что ж, я останусь. Я понимаю, что несу ответственность за возможные последствия нашего открытия. И мне страшно. За нас и за человечество.
Транспорт-лента свернула за угол, побежала мимо утопающего в зелени и цветах сквера к трёхъярусным жилым блокам.
– Вот я и дома, – сообщила Сорокина.
Уайтакер с удивлением взглянул на неё.
– Ты здесь живёшь? Странно, обычно информеры не любят этот квартал. Он слишком… старомоден, что ли.
– А нам с Ириной нравится. Чуть-чуть напоминает долину. Хотя, разумеется, таких цветов там нет.
– Да, красиво.
– Зайдёшь в гости?
Люк растерялся на миг от неожиданного предложения:
– А… я не помешаю?
– Конечно нет! Наоборот, я буду рада. Пошли, пошли!
Людмила схватила его за руку, вынуждая сделать шаг с транспорт-ленты.
Квартира её располагалась на третьем ярусе. Удобная, напичканная техникой, делающей быт комфортным и беззаботным.
– Проходи, не стесняйся! – Сорокина мягко подтолкнула гостя внутрь. – Это гостиная, дальше кабинет, спальни, моя и Ирины. А направо – кухня. Те двери – туалет и ванная.
Уайтакер застыл посреди гостиной, еле успевая головой вертеть вслед за жестами хозяйки.
– Тесновато, да? – не переставала тараторить та. – Ты привык к большему простору? Но я здесь мало времени провожу. Практически, только ночую. Дочь хозяйничает. Кабинет ей отдала, да и кухней она занимается. Так что маму вытеснили в её спальню. Но мне хватает! Жаль, сегодня с Иришкой познакомить тебя не получится – она отпросилась до утра на день рождения подруги.
Людмила остановилась наконец, с хитрой улыбкой посмотрела на гостя.
– Я тебя чаем поить буду. У нас, озерян, это традиционный напиток. Где расположимся? Здесь или на кухне? Или… пойдём в мою норку?
Спаленка у неё была крохотная, но уютная. В самом деле похожая на норку, обитую белым как снег псевдопухом. И пустая, никакой мебели, лишь едва приподнятый над полом прямоугольник тахты и спрятанный в стену шкаф.
– Располагайся, как тебе удобно, я сейчас всё принесу!
Люк осторожно присел на тахту. Упругая на вид поверхность тотчас прогнулась, стараясь повторить каждый изгиб тела. Приятно вытянутся на такой постели в полный рост, наслаждаясь нежными прикосновениями шелковистого пуха… Неожиданно он позавидовал этому пуху. Хотя нет, как раз неожиданным ощущение не было. В свои девятнадцать Люк был достаточно опытен, чтобы безошибочно понять, что с ним творится. Он влюбился! По уши, как последний болван! Но как такое могло случиться? Он три месяца проработал в лаборатории и на странную русу, что годилась ему чуть ли не в матери, внимания не обращал. А теперь обратил. И понял, какая она красивая… Нет, опять неверно! Внешность у Сорокиной была вполне заурядной. Но внешность ничего не значила, как и разница в возрасте.
Хозяйка вернулась минут через пять. Она успела за это время не только чай приготовить, но и переодеться. Сменила, казалось, сросшийся с ней серебристый комбинезон на коротенький цветастый халат и сразу же стала выглядеть лет на десять моложе. Поставила поднос с чашечками и вазочками, опустилась на тахту рядом с гостем. Провела рукой где-то у пола по сенсорам освещения, погрузив комнату в розовато-лиловый полумрак.
