– А сам как думаешь? Ощущаешь что-нибудь необычное?
– Скорее нет, чем да. Во всяком случае, красивые женщины мне нравятся по-прежнему. Остальное – мелочи.
– Ах, вот чего ты опасался!
– Ещё бы! От нашей руководительницы всего ждать можно. Вдруг она захочет всех переделать по своему подобию? С этой мымры станется.
Сорокина засмеялась.
– По своему подобию? Этого я не допущу, будь уверен.
С минуту они молчали. Потом Уайтакер нерешительно произнёс:
– Людмила, я могу спросить тебя о личном?
– Спроси.
– У тебя есть… друг?
– Друг? Хочешь знать, свободна ли я, – правильно поняла твой вопрос? Да, абсолютно свободна. Лаборатория занимает много времени, оставшееся принадлежит Ирине. Пытаюсь, по мере возможности, быть хорошей мамой. А почему ты спросил?
– Просто так.
Уайтакер опустил глаза и вроде бы покраснел. Юный ловелас умеет краснеть? Надо же! Сорокина хотела ещё кое о чём спросить, но не успела. На экране внутренней связи неожиданно появился Мюррей. Хмурый и озабоченный.
– Звонили с Озёрного, Ната и Джабира попали в переделку, – сообщил. – Им оказывают первую помощь у них в больнице. Я лечу туда. Хотелось бы, чтобы ты составила компанию, всё-таки ты там своя.
– Выхожу, – согласилась Людмила, не требуя уточнений.
Она переключила работу компьютера в автономный режим, аккуратно вынула жало шунта из черепной коробки. И заметила напряжённый взгляд Уайтакера. Тот следил за её движениями, не отрываясь. Вцепился в подлокотники так, что костяшки пальцев побелели. Сорокина помедлила секунду, затем подмигнула:
– Что, не приходилось раньше видеть? Неприятно?
– Он… такой длинный, я и не знал, – с трудом выдавил из себя парень охрипшим голосом. – Кажется, что он должен проткнуть твою голову насквозь. Как он там помещается?
– Он гибкий. – Сорокина аккуратно уложила шунт в пенал. – И нет никаких тактильных ощущений. Наши мозги бесчувственны.
Она встала, поправила косу, прикрывая отверстие порта. Вопросительно посмотрела на гостя. Очнувшись, тот тоже вскочил.
– Людмила… можно, я ещё зайду, когда ты вернёшься?
««Просто так». Как же, поверила». Губы Сорокиной сами собой растянулись в самодовольную улыбку. Она кивнула.
– Конечно заходи в любое время запросто, как к другу. И зови меня Люда, Люк. Кстати у нас имена созвучны, ты заметил?
Моник открыла глаза, прислушалась к ощущениям. Боль отпустила. Всё, находящееся выше пояса, будто онемело. Скосила глаза. Собственно, так и есть: грудь, плечи, шею, половину лица покрывал слой анестезирующей пены. Она попыталась повернуть голову. Получилось не очень удачно – затвердевшая пена сопротивлялась. Но и так понятно, что они в больничной палате. Ната лежала на соседней кушетке, вроде бы целая, только левая нога приподнята и жёстко закреплена в белом лубке. Ох, и смешная она в этой канареечно-жёлтой коротенькой пижаме!
Заметив, что глаза подруги раскрыты, Гилл виновато улыбнулась.
– Привет. Ты проснулась? Как самочувствие?
– Лучше, чем… А я долго спала?
– Пятнадцать часов. Уже утро. Я звонила в город, Пол вот-вот прилетит за нами.
– Всего пятнадцать часов? Я думала, несколько суток прошло.
– Сердишься на меня за вчерашнее? – Ната куснула губу. – Я не смогла защитить тебя, как обещала.
– Совсем не сержусь, всё же обошлось. Как на тебя можно сердиться?
– Врач сказала, что повреждений жизненно важных органов нет. Шлейфокрыл успел только кожу содрать.
– Угу. А как твоя нога?
– Косточка хрустнула, как я и думала. Непрочные у нас тела.
Дверь приоткрылась. Женщина-врач в белом комбинезоне и в такой же белой шапочке заглянула в палату, предупредила:
– Девушки, к вам гости.
Едва успела произнести это, как Мюррей отодвинул её плечом, ввалился в комнату. Тигрино-жёлтые глаза его, казалось, вспыхивали искрами от клокотавшего возмущения. Сдерживало Пола лишь присутствие посторонней.
– Как вы себя чувствуете? – спросил. Не дожидаясь ответа, он резко повернулся к врачу: – Доктор, их можно транспортировать в город?
– Мы оказали первую помощь. Можем продолжать лечение, но если вы настаиваете…
– Да, настаиваем!
– Что ж, ваше право. Я подготовлю машину.
Как только за врачом закрылась дверь, Мюррей шагнул к кушеткам.
– Ната, как такое могло произойти?! Мне сообщили, что вы «гуляли» в тумане и на вас напала стая шлейфокрылов. Это немыслимо! Никакой ответственности! Ты понимаешь, что твоя жизнь принадлежит не тебе одной? Что твой гений – это достояние всего человечества! Ты не имеешь права…
– Пол! – резко оборвала гневную тираду друга Гилл. – Я ценю твою «отеческую» заботу, но поверь, я взрослый самостоятельный человек. И НЕ НУЖДАЮСЬ НИ В ЧЬИХ НОТАЦИЯХ. Я предоставлю совету лаборатории полный отчёт о происшествии. Но не здесь и не сейчас!
Мюррей остановился посреди комнаты, пытаясь подобрать слова для ответа. Махнул рукой, развернулся к Моник.
– С Натой понятно, она не соображает, что делает. Но ты! Я считал тебя уравновешенным, рассудительным человеком. Как ты могла допустить? Ты должна понимать меру возложенной на тебя ответственности…
– Пол, прекрати немедленно! Не смей так разговаривать с Моник! Никогда не смей! Слышишь?! Никогда! – Гилл попыталась вскочить с кушетки, забыв о сломанной лодыжке. Упала назад на подушку, стиснула зубы.
Мюррей обвёл всех негодующим взглядом, не желая смириться, что не может найти объект для приложения праведного гнева. На несколько секунд повисла напряжённая тишина. А затем дверь распахнулась, и бесцеремонно, не спрашивая разрешения в палату шагнул невысокий плечистый мужчина лет сорока пяти. Камуфляжный костюм подчёркивал резкие черты лица. Моник сразу же узнала второго из спасателей, хоть вчера видела его смутно сквозь пелену наваливающегося сна-обморока. И гигант-бородач был с ним, нерешительно топтался в дверях.
– Так вот значит, каких «птичек» мы вчера спасли! Ну здравствуйте.
Вошедший насмешливо обвёл взглядом присутствующих, задержался на стоящей у стены Сорокиной.
– Здравствуй, Пётр, – Людмила поздоровалась подчёркнуто ровно.
Мужчина тряхнул головой в ответ. Непонятно, что это должно было означать. То ли «Здравствуй!», то ли «Да пошла ты!». Мюррей, всё ещё взвинченный, холодно взглянул на гостя. Рост позволял ему сделать это сверху вниз.
– Добрый день. Мы благодарны вам за оказанную помощь. Но сейчас ваше присутствие здесь необязательно.
Мужчина демонстративно уставился на генетика. Презрительно скривил губы.
