Огород он не успел посадить и до половины. Месяц поллейн принёс долгожданные дожди, тёплыми струями смыл остатки тумана, напитывая землю живительной влагой. Рита радовалась, словно ребёнок. Сбросила опостылевшую лесную одежду, обернула вокруг бёдер принесённую с Реки повязку и плясала, с удовольствием шлёпая по лужам. Крис любовался женой, и заботы о потерянном урожае отступали.
К концу поллейна Марик обзавёлся женой. Хорошей, доброй, покладистой. Единственно, в семейной жизни неудачливой. Элли была на год младше Толстяка, но так сложилось, что он оказался у неё третьим мужем. «Плохая примета», – шептались поселковые женщины. Но верить в бабские приметы мужчина не обязан, а пятимесячный Малькин сынишка Марика и вовсе не смущал. Не удивительно, если вспомнить, кто папаша ребёночка. Дети Охотника вырастали крепкими, здоровыми и смышлёными. А второй муж Элли… То, что Безголовый Берт когда-нибудь пропадёт по глупости, понимали все. Но не думали, что случится это так скоро, на восемнадцатом году его жизни.
В тот раз охотники отправились прочёсывать лес вдоль ведущей на запад тропы и севернее, до самых Топких Полян. Дело было долгое, опасное. Потому шли большой ватагой во главе с Тимом, охотником опытным, вторым по старшинству мужчиной в посёлке. Начинался день удачно. Вдоль тропы было чисто – пара молодых ленточников, по глупости пытавшихся затаиться на почти голых ветвях чернолиста, не в счёт. А после полудня и дождь, несколько раз принимавшийся поливать лес, окончательно прекратился. В разрыв тучи выглянуло солнце, весело заиграло на мокрой траве, листьях. Тим выбрал место посуше и объявил привал – перед самой трудной частью работы следовало хорошо отдохнуть и подкрепиться.
Ели в основном молча, перебрасываясь редкими, скупыми фразами.
– Летом пахнет. – Тим растёр в руках молоденький листик, понюхал, зажмурился от удовольствия. – Слава Матушке-Земле, перезимовали, кажись.
– Да, лето все любят. – Орест вытер прилипшие к губам крошки, завязал сумку. – Особенно молодые бабёнки. Летом можно от щербатого мужа в лес убежать, дырку молодому стручку подставить.
Охотники с интересом повернули головы к старшим. Щербатый был мужиком умным, необидчивым. И шутить умел правильно. В отличие от Ореста.
– Что ты злой такой, а, Кривой? Верно говорят, нельзя охотнику долго без жены жить.
– Да лучше без жены, чем с блудкой. Опять свою Феру будешь из кустов выволакивать?
– Фера бабёнка молодая, потому и свербит у неё между ног. Я ей кулаком двину, на декаду утихомирится. Зато в постели сладенькая и деток здоровых рожает.
– Так ты же не знаешь, от кого они!
– Какая разница, все наши, зелёнохолмовские.
– А я бы выгнал!
– Ты бы выгнал… да гнать некого. Злой ты, потому и бабы от тебя шарахаются. Вон, Мила предпочла с Молчуном второй жить, чем с тобой первой.
Орест заскрежетал зубами, готовясь выплюнуть очередную гадость. Но Тим уже поднялся, предостерегающе махнул рукой.
– Хватит о бабах сплетничать, привал окончен! Впереди Топкие Поляны, место опасное, наверняка парочка пузырей там поселилась.
То, что они нашли на опушке полян, где рыжие стволы чернолистов подёрнулись сизо-зелёной плесенью от сырости, а под ногами чавкала предательская топь, было хуже пузырей. С ветвей свешивались большие серые коконы, – гнездовье отроившейся стаи шлейфокрылов. Взрослая самка и восемь молодых, недавно вылупившихся самцов. И ещё один кокон, не похожий на остальные: склеенные затвердевшей слюной тушки золотянок, рыжков, слепышей, куски разодранного ворчуна. И среди этого месива плоти – вырванные из суставов человеческие ноги, руки, выпотрошенный торс, не сразу разберёшь, мужской или женский, детское тельце с запрокинутой белобрысой головкой. Стая собрала неплохой запас на летнее межсезонье.
– Ах ты ж, болячка болотная! – Тим в сердцах цыкнул сквозь выломанные передние зубы. – Сколько вас налупилось за зиму! Да близко как гнездовье устроили. Совсем обнаглели, тварюги поганые.
Солнечный свет усыплял шлейфокрылов, делал беспомощными, лишь прочная кожа защищала их от зубов и когтей мелких дневных хищников. Но не от наконечников стрел, выплавленных из чудесного камня Древних! Охотники, не торопясь, смакуя сладкую месть, расстреливали стаю, пока Щербатый не махнул рукой.
– Хватит! Думаю, все подохли. Теперь нужно кому-то наверх залезть, сбросить их вниз. И заодно срезать то, что они жрать собирались. Негоже мертвецов в таком виде оставлять.
– Берт наверх лезет! Берт – лучший лазальщик по деревьям!
Безголовый, не дожидаясь разрешения, сунул лук и колчан стоящему рядом Тэду и, ловко подпрыгнув, начал карабкаться по стволу чернолиста. Тим сплюнул досадливо, предупредил:
– Осторожней, там скользко!
– Берт – лучший лазальщик! – Безголовый уже был наверху и с интересом разглядывал содержимое кокона: – Дитёнок наш, я узнал! А второй… Это баба, только без головы! Не, не наша! У нас этой зимой крылы баб не уносили, тока дитёнков. Может, из Грибной Поляны? У неё родинка над пупком, никто не знает?
– Безголовый, ты на кой туда полез? – возмутился Орест. – Сбрасывай эту дрянь вниз! Быстро!
– Ага! Берт быстро всё сделает!
Безголовый подцепил ножом основание сплетённого из затвердевшей слюны кокона. Охотники внизу поспешно расступились. «Бац» – кокон шлёпнулся, разбрызгивая в стороны комки грязи и вонючую жижу. Что случилось в это время на дереве, не видел никто. Испуганно-удивлённый вопль – и Безголовый уже внизу, загребает ногами воздух, насаженный низом живота на длинный, остро обломленный сук.
– Берт… Берт… упал… скользко… Ти-им, больно! Очень больно внутри… – Он ещё попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынула, пенясь, кровь.
Вдовство Мальки продолжалось недолго. Понимая, что соперники найдутся, Марик выждал девять дней – срок, установленный Правилами, – и отправился к Старосте требовать жену.
Поллейн минул, а вместе с ним и затяжные весенние дожди. Туманы окончательно убрались на дальние лесные болота, солнце припекало почти по-летнему, и будто радуясь его живительным лучам, забушевала молодая зелень. На огородах пока что работы было мало – земля, обильно напитанная влагой, ещё не нуждалась в поливе, сорная трава лишь кое-где успела пробиться сквозь набирающую силу ботву репчатки и гороха. Зато лесная страда для женщин уже началась – месяц моджаль принёс редкий по щедрости урожай стеклянки. А мужчины, почистив окрестности от зимних тварей, занялись настоящей охотой.
Крису почему-то не везло. Всей добычи за две декады – шкурка рыжка, да пара слепышей. Позор! Это не шло в сравнение даже с корзинками стеклянки, регулярно приносимые Ритой. В отличие от огородных дел, возиться с ягодами жена не отказывалась. Сушила, давила на сок, но больше всего ей нравилось собирать эти упругие полупрозрачные шарики, выискивать их на укромных лесных полянах. Каково же было изумление Криса, когда, вернувшись в очередной раз пустым из лесу, он увидел растянутую под навесом шкуру молоденького ворчуна. Потрогал недоверчиво – впрямь свежая, недавно сняли.
