Но Андрей сказал…
Я обернулась к нему, и он словно прочитав мои мысли, кинул мне тюбик лубриканта. Я сама смазала себя пальцами под его похотливым взглядом.
Рука на члене двигалась все быстрее.
Облизнув губы, я начала присаживаться, замирая от ужаса.
— Стой! — сказал Андрей в то же мгновение, когда гладкий силиконовый кончик коснулся меня. — Какая послушная плаксивая блядь. Чтоб ты была сразу такой, все было бы иначе.
Наверное.
Если бы я сразу его не бесила, он бы никогда не посмотрел на меня как на вместилище для своего хуя. Как на свою секс-игрушку.
Но теперь он владеет мной, и я иду в темную пещеру в надежде пройти ее до предела и выйти с другой стороны.
— Дать тебе то, что ты хочешь? — поинтересовался Андрей. — Ну, скажи.
— Да… — я не решалась двинуться ни туда, ни сюда.
— Скажи, что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал.
— Дал мне… — я сглотнула. Он впервые разговаривал со мной во время этих извращений. Словно что-то изменилось.
— Скажи громко. И сядешь на мой хер, а не на этот.
— Трахни меня… — во рту стало сухо. Я легко терпела, когда он насиловал меня, но попросить самой означало окончательно сломаться.
— Громче.
— Трахни меня, пожалуйста!
— Что за детский сад… — поморщился Андрей. — Громче, точнее, вежливее и без выебонов.
— Выеби меня в жопу, пожалуйста, дядя Андрей! — практически простонала я, чувствуя, как внутри пульсирует горячая влага. Я хотела его.
Хотела его член в своей заднице, вертеться, насаживаться, ерзать под ним. Чтобы он ебал меня как обычно: заломив шею и врываясь без жалости.
— Ну если ты так просишь… — иезуитски ласково проворковал он, и пальцы на члене безжалостно размазали мою вожделенную каплю по гладкой головке. — Иди сюда.
Он встал, когда я приблизилась, обвел руками мое тело, повернул спиной и нагнул, коленом разводя бедра в стороны.
Но едва он приставил член к моей жопе, как в кармане неснятых до сих пор джинсов зазвонил телефон.
— Блядь! — выругался Андрей.
Он потянул телефон наружу, одновременно вонзаясь в меня, входя гладко по скользкой смазке в мою кишку. Легко, слишком легко, но тяжело было бы с фиолетовым хером.
Одной рукой он сжал мою ягодицу, вонзая пальцы в мягкую плоть, а другой почему-то прислонил телефон к уху. Обычно он выключал его и выбрасывал, но тут, видимо, звонил кто-то важный. Что не мешало ему толкнуться в меня, вонзаясь сразу по самые яйца.
— Да! — сказал он в трубку.
Я почувствовала, как движения стали резче. Но не так резче, как он делает, когда хочет пронзить меня насквозь. Иначе. Нервно.
— Завещание было. На жену. Но она умерла раньше.
Я замерла. Что?
— В смысле, нашли? Где нашли? Его в базе не было? На чье имя? За какой год?..
Андрей застыл, войдя в меня до конца, но и я прислушивалась к разговору.
— Да.
Он впился пальцами в мой зад.
— Да.
Они сжались так сильно, что я зашипела от боли.
— Да. Я знаю, кто такая Пушкова Алина Сергеевна. Сейчас приеду.
Разом обмягший член выскользнул из моей задницы, мазнув мокрым напоследок.
АНДРЕЙ
1.
— Присаживайся, Андрей.
Моисей Валерьевич, старый нотариус, который когда-то помогал еще нашему с Виталькой отцу, мог звать меня хоть «пацаном», ему было можно все. Еще живы были в памяти те дни, когда мы в этой конторе до хрипоты ругались с братом, оба пытаясь отказаться от наследства в пользу другого, а мудрец Моисей, устав от нас, одной фразой о том, что мы не уважаем память отца, вернул нас на землю и заставил принять все, что было завещано и именно так, как было.
— Не могу, — честно ответил я. — Нервы. Подбрасывает, еле в машине усидел. Расскажи мне, что там с Виталькиным завещанием? Какое новое? Откуда оно? И при чем тут Алина?
Моисей Валерьевич, пожав мне руку, вернулся за свой стол и сел на свой стул-трон с высокой спинкой. В его кабинете все было основательным: книжные шкафы темного дерева, стол красным сукном, бронзовая лампа, мраморное пресс-папье, и даже стулья для посетителей требовали усилий, чтобы их отодвинуть от стола. Здесь все немного замедлялись, приходили в себя, даже если врывались в мыле и истерике, как я.
— Слушай, значит, сюда. Явилась ко мне баба, роскошная как моя жизнь до женитьбы, заявила, что знает об открытии завещания Виталия, но у нее есть для меня сюрприз. И достает завещание, подписанное твоим братом. Все честь по чести: перечислено имущество, счета, уточнено, что если на момент смерти он будет владеть еще чем-то, оно тоже входит в наследственную массу.
— А дата? — я все-таки сел в единственное кожаное кресло прямо напротив Моисея, глаза в глаза через длинный стол. Вцепился побелевшими пальцами в подлокотники.
— Датировано этой зимой. Двадцать пятое января.
— Почему в базе не было? — продолжал я допытываться.
— Подписано капитаном исследовательского судна, курсировавшего в Белом море. По нормам права оно действительно. Но если хочешь, можем заказать проверку подлинности.
— Да, да, разумеется, надо.
Я попытался вспомнить, мог ли Виталька быть в январе на Белом море, но потерпел поражение. Мало я интересовался жизнью брата.
Может быть, на этот вопрос могла ответить Лиза…
При мысли о ней у меня как обычно потянуло в паху: тяжело, сладко, но тут же встрепенулось сердце.
— Так все его имущество завещано…
— Пушковой Алине Сергеевне, как я и сказал.
Моисей снял свои очки в золотой оправе, потер переносицу.
— Андрей, это не мое дело…
— Так та женщина, что приходила к тебе, это была она? — я вскочил, не в силах спокойно сидеть.
— Да, она предъявила паспорт на это имя. Андрей…
Алина? Неужели она жива?
Неужели Виталька знал об этом и не сказал мне?
Общался с ней? Завещал ей все имущество… Выходит, квартиру Лизы тоже…
Да о чем я думаю!
Алина!
— Как она выглядела? — напряженно спросил я. — Опиши?
— Да можешь сам посмотреть… — Моисей откинулся в кресле и кивнул на прозрачную дверь в свою приемную.
Я медленно повернулся и увидел, что на пороге стоит и смотрит на меня через два толстых стекла…
Она.
Алина.
Изменившаяся. Уверенная в себе. В белом брючном костюме и дурацкой огромной шляпе. С короткой стрижкой и крашеная в «бешеный баклажан». С презрением на лице. Но ее глаза я не забуду никогда.
