3.
— Ну и дура! Дура ты, Лизка! — орали на меня уже второй час девчонки.
— Из-за твоего визга, между прочим, всех штрафанули!
Меня и вовсе лишили заработка за эту ночь, и кураторша еще говорила, что мне очень повезло, что я не покалечила уважаемого гостя, когда вырывалась.
— Будешь топтаться теперь на митингах за сто рублей, идиотка!
— А если хочешь здесь жить, давай гони деньги, на которые нас штрафанули!
Я не рискнула напоминать им, что за поездку в сауну они заработали гораздо больше, чем та сумма, которую у них вычли. Мне было страшно снова оказаться на улице. И без надежды найти даже такую работу. Поэтому я раздала почти все, что у меня было, чтобы компенсировать девчонкам потерянное. После этого они подобрели и даже накормили меня бутербродами с дорогой бужениной и налили пива, купленного на заработанное ими…
Впрочем, они сами этот заработок позорным не считали. И даже проституцией не считали. Они ведь могли отказаться. И денег много. И некоторые мужчины были симпатичными, они бы с ними и так пошли.
— Ты реально девственница, что ли? Так ты признайся, мы твою целку за бешеное бабло продадим! — ржали они, уже успокоившись и захмелев.
Все равно продолжали насмехаться надо мной.
— Лиззи у нас будет главной по «Пятерочкам»!
— Если где листовки раздавать с распродажей картошки — это к нашей Лизе!
— В костюме зебры ходить! Как раз плюс тридцать обещали!
— Ну вот, Лиз, сама и проверишь, что лучше: костюм зебры или один раз рот открыть.
К сожалению, это все оказалось правдой. И тухлая колбаса, и костюм зебры, и листовки с белорусской ярмарки. Я сбивалась с ног, работала по шестнадцать часов в сутки, получая пятьсот рублей в день, которые все уходили на оплату койки и еды, откладывать уже не получалось.
Девчонки же бегали по модным выставкам и танцевали на сцене у популярных певцов, еще и получая за это деньги. А что приходилось делать кое-что еще, так нечасто. За две недели, что прошли с момента моего отказа они только еще один раз собрались, накрасились и уехали на всю ночь на «день рождения» к очередному «уважаемому гостю». Вернулись утром слегка потрепанные, но тысячные купюры вытряхали буквально из одежды. Сказали, что было весело. И почти не пришлось ничего делать.
Наверное, я была дурой.
Я потихоньку расспрашивала девчонок, так чтобы остальные не слышали и не начинали опять издеваться.
Марина рассказала, что у нее был высокий красавец, который ее просто поставил раком и оттрахал без затей. Правда и без презерватива, но она уже выпила постинор, все нормально.
Ася долго пыталась сосать какому-то старику, но у него все не стояло, так что они просто час провозились и он ей за это десять тысяч отсыпал.
Катю ебали сразу двое. Один, говорит, в зад, очень больно было, но потом стало охуенно, она три раза кончила.
Не представляю, как можно от такого кончить. Так и сказала, но она пожала плечами и ответила, что я наверное просто фригидная. К разговору присоединилась Олеся, которая начала рассказывать, что в жопу как и по-нормальному, больно только в первый раз. Зато потом начинается такой кайф, что уже по-другому и не хочешь. Тем более, так не залетишь, можно не волноваться. Вот сосать — это проблема. Все время работаешь языком, так еще и платят за это меньше, чем если просто полежишь с раздвинутыми ногами.
Они совершенно не выглядели несчастными или опустившимися. Не думали, что это какой-то позор.
Наоборот, они нормально одевались и строили планы: кто пойти учиться на платное, когда наберут немного денег, кто вернуться домой, когда тоже подкопят, а кто-то даже выйти замуж за какого-нибудь из этих толстосумов. Или работу нормальную найти, как я.
Вернувшись в очередной раз со смены, где я двенадцать часов проходила на каблуках за копейки и со слезами отпаривая ноги в горячей воде, я решила, что все-таки наверное надо будет попробовать еще раз.
После того, что со мной делал Андрей, мне уже ничего не страшно. Никому из девчонок член в горло не совали и не трахали огромной елдой, не обращая внимания на крики. Наоборот, даже заботились, если им было больно.
И вообще, может быть, мне еще не придется это делать.
И я попросилась в очередной поход. Это должен был быть БДСМ-клуб, где мы просто будем ходить в блестящих платьях и ошейниках. Но нас нельзя будет трогать, только если сами согласимся.
Девчонки меня пожалели и сказали, что доверяют мне в последний раз.
Танька даже успокоила немного, сказала, что в том клубе уже была и там обычно есть кого поиметь кроме промоутерш, так что подзаработать не выйдет, да и мне будет легче обратно влиться.
Но мне не повезло.
Сразу на входе я увидела того седого и замерзла на месте, еще не сделав и шагу в своих блестящих босоножках на высоченной платформе. И он тоже меня узнал. Оскалился как волк, увидевший добычу и медленно подошел. Девчонки расступились, оставляя нас втроем. Меня, его и нашу кураторшу.
— Сколько? — спросил он ее, приобнимая меня за бедро.
Она начала лепетать про то, что я должна отработать хотя бы полночи, но седой снова спросил очень терпеливо:
— Сколько?
Она назвала сумму. И уточнила, что половину ей и половину мне.
Он молча отсчитал пятитысячные. И положил руку мне на горло. Прямо на декоративный ошейник.
— Очень удачное место, девочка, чтобы объяснить тебе, как ты была неправа… — проворковал он, и я вся покрылась холодным потом, потому что крики, которые я слышала в клубе, меня пугали до одури.
Но следующий крик напугал не только меня, но и седого.
— Лиза!!!
Очень. Очень. Очень знакомый голос.
И судя по тону… мне почему-то захотелось остаться с седым.
4.
— Руки убрал.
Мое горло тут же было отпущено. Я медленно повернулась и увидела подходящего к нам Андрей. Он был в кожаных штанах с подтяжками и белой рубашке, распахнутой на груди, открывая татуировки в виде черных языков огня, уходящих в том числе и ниже, к паху. Никак не могла вспомнить, где же они заканчиваются. Как-то не обращала внимания, когда этот пах утыкался мне в лицо, когда в горло входил член Андрея.
Он подошел ко мне вплотную, сжал мою шею сзади сильными пальцами как клещами и развернулся к выходу. Что-то пискнула кураторша, но заткнулась под его взглядом. Сделал шаг вперед седой, но передумал и тоже отошел. До свободы оставалось всего несколько шагов, когда из-за спины донесся женский голос:
— Андрей!
Он замер. Спина закаменела. Повернулся всем телом, но не дал повернуться мне, жестко зафиксировав шею, так что я могла только слушать.
