Всего лишь одежда.
Я смотрела на кучку своей одежды и запоминала мягкую шерсть моего джемпера. Это был мой любимый зеленый джемпер, расшитый вишней, бабушкин подарок на день рождения. Запоминала аккуратные стрелки брюк и свернутые клубком носки. Запоминала лиф — мой первый в жизни лиф! — его вместе с трусиками я спрятала поглубже.
Затем Они забрали наши волосы. Все волосы. Сбрили тупыми бритвами. И выдали мягкие треугольные отрезки ткани вместо платков — прикрыть голову. Приказали выбрать обувь из огромной, высотой с дом, кучи. Я нашла пару одинаковых башмаков. Розе, очевидно, повезло меньше, с ее шелковой туфлей и грубым ботинком.
Они сказали, что вернут одежду после душа. Они лгали. Нам выдали полосатые робы из мешковины. Полосатые, мы метались, как стадо испуганных зебр. Мы больше не были людьми, мы были номерами. Теперь Они могли делать с нами все что угодно.
— Плевать, что ты думаешь! — воскликнула Марта на следующее утро, когда я появилась в мастерской с красными от недосыпа глазами, но горящая желанием немедленно приняться за шитье…
…и вместо этого получила приказ натереть пол в примерочной.
— Я думала, что меня взяли сюда портнихой, а не уборщицей, — ответила я.
Удар был таким стремительным, что мне не удалось увернуться. Жесткая ладонь хлестнула по лицу с той стороны, где еще не было синяков. Это было так неожиданно, что я автоматически вскинула вверх руку, чтобы дать отпор, но вовремя остановилась.
Глаза Марты сверкнули, как будто она поняла мое намерение. Она хотела показать мне, кто здесь главный. Хорошо. Она.
Я умылась, надела коричневый комбинезон и собрала все необходимое для натирки полов. Я заметила, что Розы не было за гладильной доской. Интересно, что с ней случилось? Скорее всего, она слишком слаба для жизни здесь. Такие, как она, очень милы, но бесхребетны. Конечно, ко мне это не относится. Я здесь не для того, чтобы заводить новые знакомства.
Я открыла дверь примерочной и застыла на пороге, разинув рот от удивления. В Биркенау все было так серо и голо, что я успела забыть, как может выглядеть хорошо обставленная комната.
Прелестные абажуры ламп, а не просто голые лампочки в проволочных клетках. В одном углу комнаты стояло кресло. Настоящее кресло с тесьмой и пухленькой зеленой-зеленой подушкой! Будь я кошкой, свернулась бы на нем и спала до тех пор, пока кто-нибудь не поставит рядом блюдце сливок.
Красивые хлопковые шторы закрывали вид из окна. Бетонные стены покрывали бумажные обои с узором из ярких пионов. В центре комнаты располагался невысокий помост для примерки, а вокруг него — настоящие плетеные коврики и выстроившиеся в ряд портновские манекены.
Но сильнее всего меня поразило зеркало.
Это было фантастическое наклонное зеркало в полный рост. Его белую раму украшали позолоченные узоры. Такое зеркало могло бы стоять в примерочной лучшего дома моды. Я сразу же представила себя прогуливающейся по мягким коврам, оценивающей, как мое платье смотрится на очередной покупательнице — безумно богатой. Конечно, у меня есть список таких покупателей, записывающихся в очередь ожидания. Вокруг снуют работницы, спешат выполнить любое мое распоряжение. И чашечки чая на серебряных подносах, розовые пирожные, крошечные, воздушные, покрытые сахарной пудрой…
— Привет, Элла…
Этот голос обрывает мои мечты. Повернувшись, я вижу в зеркале собственное отражение. Что за чучело! Уродливая одежда, дурацкая обувь, опухшее лицо. А из модных аксессуаров только фланелевые варежки, желтая половая тряпка и жестянка с воском для полировки. Рядом со мной в отражении стояла Белка, Роза держала в руках ведро с горячей водой. Ее рукава были подвернуты, а изящные руки покраснели.
— Я мою окна! — сказала она восхищенно, как будто получала от этого истинное удовольствие. — Только не достаю до верха.
Роза действительно была крошечной, а я настолько высокой, что как раз могла сойти за шестнадцатилетнюю. Высокой, но не фигуристой. Даже до того, как нас перевели на мышиный паек, мне был велик даже самый маленький лиф, а школьные юбки так и норовили соскользнуть с прямых и узких бедер. Хотя я ела, ела и ела. Бабушка успокаивала меня: «Подожди, пока тебе стукнет сорок, тогда посмотрим, будешь ли жаловаться на худобу. Я в этом возрасте раздобрела».
Сорокалетних и старше в Биркенау было мало, а те, что мне встретились, выглядели на восемьдесят.
Молодые были крепче, жили дольше. Молодые, но не слишком юные. Не младше шестнадцати — о чем мне напомнила вчера Роза. Иначе…
И тут я забыла и о Розе, и об остальном. Потому что увидела кучу модных журналов на столике. «Мир моды» и «Модный календарь». Те самые, что продаются в лавке у дома. Продавщица — похожая на маленького нервного хомячка женщина с большими золотыми серьгами — всегда оставляет по одному номеру каждого журнала для нас с бабушкой.
Дома мы часами разглядываем страницу за страницей, забывая о войне.
«По-моему, швы здесь расположены слишком близко друг к другу», — говорит бабушка, протягивая фотографию. Или: «Эти карманы перенести бы на то платье, и красота!»
А иногда мы с ней дружно хором вскрикиваем: «Какой чудовищный цвет!» или «До чего роскошный костюмчик!»
Потом бабушка обычно варит кофе — не такой крепкий, как она делает дедушке, — и наливает в маленькие чашечки, добавляя в свою немного зеленой жидкости из матовой бутылочки и поясняет — для бодрости.
Капли воды упали на обложки журналов. Это Роза пыталась дотянуться до верхних окон, балансируя с ведром воды на ручке кресла.
— Прости! — пролепетала она.
«Прости» на хлеб не намажешь», — говорит бабушка.
— Я могла бы…
— Правда? Спасибо! — Роза спрыгнула и передала мне ведро.
Я собиралась сказать, что могла бы подержать кресло, чтобы оно не шаталось, но Роза подумала, что я предлагаю вымыть окно за нее. Меньше всего мне хотелось видеть то, что находится по ту сторону этого убежища. Мне и так было известно, что там я не увижу ни клочка зелени. Только одни сторожевые вышки, как аисты вдоль заборов из колючей проволоки. И печи. Дым из труб.
Когда закончила, Роза с улыбкой поблагодарила меня. Я пожала плечами и пошла поднимать коврики, продолжая думать о чудесных фотографиях из «Модного календаря». Я уже успела придумать столько новых идей для платьев благодаря им! Позволит ли мне Марта вновь взяться за шитье, если я до блеска натру полы в примерочной? Это было мое самое любимое занятие на свете. И кроме того, за качественный труд можно было получить награду. Я поступила так глупо вчера, не взяв тот кусок хлеба. Уборка может помочь мне вернуться к шитью и получить еду. Отлично.
Я опустилась на колени и начала натирать пол. Вскоре я приспособилась — на руках рукавицы, делаешь круговое движение правой рукой, затем левой рукой и так далее.
— Ты делаешь неправильно, — сказала Роза, отставляя свое ведро в сторону.
