— Ты когда-нибудь представляла, каково это, тонуть? — ласково спросила я ее.
Гиена спряталась за спину Медведицы.
Медведи бывают сонными, бывают сердитыми, но всегда при этом остаются тугодумами. Вот и Медведице потребовалось время, чтобы связать мою просьбу о переводе нас с Розой под крышу с пригоршней сигарет, которые я ей показала. Когда же до нее наконец дошло, она забрала сигареты и коротко проворчала:
— Ладно.
Это должно было означать, что наша сделка состоялась.
Затем я отправилась к Черепахе. Он копался на своем клочке земли, медленно, как всегда, окучивал что-то. Я спросила, не может ли он дать немного свежей зелени для Розы. Конечно, это было совершенно незаконно — попадись я с этой зеленью, меня немедленно пристрелили бы на месте и садовника заодно. Но мне на это было плевать. Чтобы побороть простуду, Розе необходимы были витамины. Черепаха походил по своему огороду и сорвал мне несколько капустных листьев. Целый кочан он мне дать, разумеется, не мог, с ним меня сразу же застукали бы надзирательницы. Я поблагодарила Черепаху, он кивнул в ответ, а затем прокашлялся и впервые за две недели нашего знакомства заговорил. Голос у него был призрачным.
— Если… Когда Они придут за мной, присмотри за моей розой, сможешь?
Я посмотрела на торчащий среди овощной грядки приземистый маленький розовый куст — жалкий, скорее в шипах, чем в цветках. Когда было тепло, Черепаха каждый день собирал с него тлю — по одной, вручную. Сейчас по утрам стало подмораживать, поэтому он укутал нижнюю часть стеблей соломой, чтобы тот пережил зиму.
Я не люблю садоводство. Честно, мне кажется, что цветы на ткани выглядят лучше живых в вазах. Но он так трогательно относился к своему клочку земли, так любовно возделывал его, несмотря на постоянно идущие в Биркенау дожди из пепла. Мне вдруг вспомнился дедушка, ужасно не любивший расставаться с тем, что он хорошо знал и любил.
Он никогда не стал бы просто еще одним номером в полосатой робе. Безликим, безымянным. У него были свои привычки, от которых он никогда не отказывался, — например, делать для меня бумажные кораблики из пустых пачек табака, или обязательно прогудеть несколько нот, извещая о том, что это он пришел домой, или размахивать своей тросточкой так, что она звонко ударялась о мостовую на каждом втором шаге. Только на втором. Они же не могли занести его в список, правда? Мой дедушка никогда не делал ничего хуже, чем надоедать своей болтовней о результатах скачек.
— Я буду за ней присматривать, — кивнула я Черепахе. — Обещаю.
У него блеснули в глазах слезы. Потом он повернулся и шаркающей походкой отправился прочь.
* * *
Спустя два дня садовника выдернули из строя во время проверки. Его номер был внесен в худший список «лишних людей». Нас при этом не было — мужской плац находился далеко от женского, в другой части лагеря. Я не видела, как это случилось, и узнала о садовнике от Землеройки с ее широкой сетью разносчиков слухов и сплетен. Но даже по рассказам я легко могла представить, как тяжело, по-черепашьи шаркая, он выходит из строя, подгоняемый прикладами винтовок.
Когда я рассказала Розе о том, что стряслось с садовником, она выбежала из прачечной и бросилась прямиком к крошечному садику и там яростно принялась обрывать все до последней розочки с куста и раздирать их, разбрасывая по ветру маленькие розоватые лепестки.
— Я Их ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Они не заслуживают никакой красоты! — Она кричала. Такой Розу я еще не видела. Если бы ее не душил кашель, она, наверное, вырвала бы розовый куст вместе с корнем.
Я поспешила увести ее прочь, не дожидаясь, когда здесь появятся надзирательницы, а позже, лежа на крытых жесткой соломой нарах, я вдруг поняла, что имел в виду Черепаха, когда сказал: «Присмотри за моей розой». Он говорил не о цветке, а о Розе рядом со мной. Она очень тихо лежала. Я приложила руку к ее груди, чтобы почувствовать сердцебиение, но почувствовала только ребра. В панике я наклонилась ближе, и моей щеки коснулось слабое дыхание. Роза спала в мире, полном шипов.
Я вздохнула, когда поняла, каким романтичным был этот образ. Волшебные сказки Розы были заразительны.
* * *
Работать под крышей теплее, и это очень важно. Но в тесных комнатах стояла невыносимая жара. А сама работа была ужасно тяжелой.
«Как скоро мы сможем бежать отсюда?» — это была единственная мысль, крутившаяся у меня в голове, когда я погружала свои голые руки в лохань с горячей, как кипяток, водой. «Как скоро мы сможем бежать отсюда?» — когда терла на стиральной доске вонючие носки и пропотевшие нижние рубахи. «Как скоро мы сможем бежать отсюда?» — когда полоскала в ледяной воде белье, смывая с него едкое, щиплющее кожу мыло.
Остальные прачки были грубыми, примитивными и задиристыми. Они могли, например, нарочно заехать мне или Розе по голой ноге своей тележкой с тяжелой кипой мокрого белья. Могли украсть у нас кусок мыла и начать гонять его по полу как хоккейную шайбу. Я молчала и старалась внешне оставаться спокойной, хотя внутри все клокотало. А потом одна из них, широкоплечая, похожая на быка женщина «случайно» толкнула меня, и из моей миски вылилась вся вода, которая здесь считается супом. Бык была одним из ветеранов Биркенау, об этом говорил короткий номер на ее полосатом платье. За несколько проведенных в лагере лет она здесь так освоилась, настолько обнаглела, что даже выкуривала сигареты, которые ей удавалось выпросить, а не меняла на что-то. Знала, что, если ей что-нибудь понадобится, она отберет силой.
Это был уже не первый случай, когда она приставала ко мне.
Бык толкнула меня, и я почувствовала, как суп стекает по платью и по ноге.
— Посмотри, что ты сделала! — рявкнула я.
— А нечего у меня под ногами путаться! — проревела Бык.
— Ха-ха-ха-ха-ха! — захихикала Гиена.
Медведица стояла и молча смотрела на нас.
— Я тебе дорогу не загораживала! — прикрикнула я на Быка. — Ты нарочно меня толкнула.
— Ладно, будем считать это случайностью, — примирительно сказала Роза. — Я поделюсь с тобой своей баландой, Элла.
— Она нарочно! — завелась я. — Пусть теперь за это свой суп мне отдает!
Бык наморщила нос, удивленно мотнула головой, пристукнула по полу своей ногой-копытом, протянула руку и выбила у Розы ее миску с супом.
— Ха-ха-ха-ха-ха! — громче прежнего загоготала Гиена.
— А теперь ты с кем баланду делить будешь? — криво ухмыльнулась Бык, глядя на меня.
Спустя несколько секунд она уже стонала на полу. Мной овладела такая ярость, что я изо всей силы ударила обидчицу по лицу своей оловянной миской и тут же боднула головой в живот, а когда Бык повалилась, пнула ее несколько раз в живот. Победа так легко далась мне потому, что Бык, судя по всему, никак не ожидала от меня такого, и надзирательниц поблизости не было, чтобы остановить драку. Я оглянулась по сторонам, стиснув кулаки и словно спрашивая, есть ли еще у кого-нибудь ко мне вопросы.
