Она сделала реверанс в своем полосатом мешке и разных туфлях. Я не смогла удержаться от смеха.
Затем я выглянула на улицу, где шел дождь, поливая свободную землю по ту сторону колючей проволоки.
— Ты думаешь, эта война когда-нибудь закончится? И у нас с тобой действительно будет свой модный салон?
— Не теряй надежды, Элла, — ответила Роза и нежно поцеловала мою красную ленту. — И помни, что никогда не знаешь, когда случится что-то хорошее…
Спустя всего полчаса так и вышло — неожиданно случилось хорошее, как и предсказала Роза.
Уперев бельевую корзину в свое жалкое костлявое подобие бедра, я тащила ее в гладильню. Проходила вдоль стены моечного цеха, когда вдруг — бац! — и в мою корзину, на стопку влажных рубашек, прямо с неба свалилось большое кольцо колбасы.
Я посмотрела по сторонам. Никого. Услышала щелчок закрываемого окна и посмотрела наверх. Мелькнула в одном из верхних окон моечного цеха чья-то тень или мне показалось? Этот кто-то… случайно выронил колбасу или кинул ее специально мне? Впрочем, как бы то ни было, колбаса оказалась у меня, и я быстро прикрыла ее влажной одеждой, а затем поспешила догнать Розу, которая успела уйти вперед.
Она рассмеялась, когда я рассказала ей о том, что случилось.
— Что? Колбаса с неба свалилась? И прямо в корзину с бельем? Сочиняешь!
— Это ты обычно сочиняешь, — ответила я. — Но если эта колбаса действительно прилетела из твоих историй, не забудь, пожалуйста, вообразить на гарнир жареной картошки и горошка.
Так называемый суп и кофе в Биркенау всегда были жиже некуда, но с осени дела стали обстоять еще хуже. Вместо подкрашенной воды с кусочками картофельной шелухи нам стали давать пустую воду, мутную от каких-то непонятных крупинок. Так что если раньше мы жили впроголодь, то теперь начали умирать от голода. Но и это еще не все. Наши надзирательницы с каждым днем становились все злее. Значило ли это, что Они проигрывают войну?
Половину колбасы мы съели сразу же. Более того, у нас к ней появилось еще кое-что благодаря Черепахе. Я не поверила своим глазам, когда садовник шаркающей походкой забрел к нам на площадку для сушки белья, взял Розу за рукав и открыл перед ней свою похожую на клешню руку, в которой оказалось три бесцветных шампиньона.
— Грибы! — восхищенно вздохнула Роза, склонившись над ними. — Я уже успела забыть о том, что они существуют!
Черепаха что-то невнятно хрюкнул и протянул ей грибы.
— Это… мне? — По привычке Роза оглянулась, проверяя, нет ли где-нибудь ненужных свидетелей. Нет, ни надзирательниц, ни капо поблизости не было. — Правда?
Черепаха потрогал пальцем кончик своего носа, улыбнулся беззубым ртом и пошаркал прочь.
Мы долго, целую минуту, наверное, смотрели на эти грибы.
— Ну? — не выдержала я наконец. — Мы есть их будем или что?
— А как вам их приготовить, моя дорогая? — шутливо спросила меня Роза, прижимая к себе грибы так, словно это были крошечные малыши. — В сметанном соусе и подать на поджаренном хлебе? Или запечь с олениной и сухариками?
— Просто сырыми. Я же знаю, что если мы пойдем в барак жарить их на печке, то ты разломаешь их на крошечные кусочки, чтобы на всех хватило.
— Нет, на всех их точно не хватит. Но раз ты думаешь, что мы должны поделиться…
— Нет!
И мы съели грибы сырыми, наслаждаясь каждым крохотным откушенным кусочком и чувствуя себя при этом двумя пирующими королевами.
Спустя два дня я шла вдоль веревки, снимая влажное белье, и тут, посреди висящих в ряд серых надзирательских носков, увидела прикрепленный прищепкой бумажный пакет. Я тут же сняла его и спрятала, чтобы открыть позднее. При этом я молилась о том, чтобы меня никто не видел, — так оно, к счастью, и было. А когда увидела, что лежит в нем, онемела от удивления и впервые в жизни произнесла несколько забористых слов, услышанных от здешних прачек.
Шоколад!
Серо-коричневый, не самого высокого, по причине военного времени, качества, но шоколад! Дрожащими пальцами я отломила маленький квадратик и положила себе на язык.
Только лишившись чего-то, вы по-настоящему понимаете, насколько дорога эта вещь. И шоколад — одно из таких чудес. Квадратик таял во рту, это была настоящая пища богов.
Вместе с этим волшебным кусочком таял, исчезал опостылевший лагерь, и вместо Биркенау я вновь почувствовала себя в родном городе. Представила, что возвращаюсь из школы домой по знакомым улицам.
Мы — я и стайка школьных подружек — забегаем в ларек, где помимо газет, журналов и табака торгуют сладостями. Именно их, не раздумывая ни секунды, покупают мои подруги, а я пересчитываю свои карманные деньги и разрываюсь между желанием купить шоколадку или стать обладательницей последнего выпуска журнала мод. Денег у меня хватает только на что-нибудь одно. Я смотрю на шоколадку и прикидываю, что не так уж сложно в принципе смахнуть эту плиточку к себе в рукав так, чтобы этого не заметила похожая на нервного хомячка продавщица.
Кстати, когда я сняла пакет с шоколадкой с бельевой веревки, это было воровством или нет? Да плевать.
Что сделала бы на моем месте Роза?
Стала бы спрашивать о том, кто, как я думаю, повесил на веревку этот пакет, а потом разломала бы шоколадку на маленькие кусочки, чтобы поделиться со всеми-всеми. Вот как она поступила бы.
Фольга от шоколада пошла в дело — мы сделали из нее стельки для Розы, потому что ее ноги так замерзали, что становились синевато-серыми. Часть шоколада я отдала Балке, чтобы та разрешила Розе по вечерам сидеть возле печки. Я надеялась, что так Роза перестанет постоянно дрожать от озноба. Оставшийся шоколад мы с ней разделили поровну и съели, смакуя каждый кусочек.
Роза говорила, что в сказках все, как правило, случается трижды. Герою предстоит выполнить три задания, или разгадать три загадки, или, например, три брата отправляются на поиски приключений и так далее.
Я успела получить третий подарок, прежде чем открылась тайна моего загадочного покровителя. Подарок оказался несъедобным. Это была открытка.
Такие глянцевые открытки продавали во многих магазинчиках нашего городка — яркие, красивые прямоугольники с цветочками, поздравлениями с днем рождения или признаниями в любви. Конверт с открыткой был спрятан в чьих-то серых панталонах, а на конверте стояло мое имя — «Элла». На открытке были изображены две птички и красное сердечко между ними. На обратной стороне карандашом было написано: «Увидимся завтра утром».
Весь вечер мы с Розой обсуждали эту открытку. Для меня она стала самым волнующим событием за долгое время. Еще бы, ведь у меня вдруг появился друг! (Или поклонник?)
— Это фея-крестная, — возразила Роза.
Она, как всегда, собиралась превратить все в сказку.
Наконец настало утро — серое, промозглое, с моросящим дождиком. Роза разбудила меня громким чиханием, за которым последовал долгий приступ кашля. Проверка в тот день прошла быстро — всего за два часа, моментально по меркам Биркенау. Слава богу, никто не помешал ее закончить, умерев прямо в строю. Нас распустили, и мы поспешили на площадку для сушки белья.
