Я моргнула. Пришло время просить прощения. Унизиться. Снять ленту и склонить голову в знак поражения.
Но алая лента вселила в меня ужасную уверенность.
— Я хотела выглядеть мило.
— Что-что? — Карла наклонилась так близко ко мне, что я подумала, не задохнуться бы мне от ее духов. — Я не поняла, что ты сказала.
Неужели весь мир замолчал? Неужели вся лагерная вселенная ждала моего ответа.
— Я сказала, что хотела выглядеть мило, — повторила я, гордо задрав подбородок.
Хлесть!
Первый удар настолько удивил меня, что я даже не поняла, что произошло. Это было похоже на тот случай, когда я сидела на переднем ряду в автобусе, а в ветровое стекло на полной скорости врезался голубь. Только на этот раз ветровым стеклом была моя голова, а голубем плеть Карлы, и она в отличие от того голубя не стала кровавой лужей, и перья не взметнулись.
В ушах у меня зазвенело, и я пошатнулась. Пиппа коротко гавкнула и подняла переднюю лапу.
— Мило? — издевательским тоном переспросила Карла. — Мило, как обезьяна с подведенными тушью глазами? Как крыса с намалеванным помадой ртом?
Хлесть! Второй удар. Мозги колыхнулись внутри черепа, как студень в кастрюле. Потекла кровь. Я потрогала свою разбитую губу — кончики моих пальцев стали красными. Инстинкт самосохранения говорил: ДАЙ СДАЧИ, но все, что я могла сделать, это оставаться на месте и не двигаться.
Хлесть! Третий удар. Теперь Пиппа начала сердито рычать.
С неба упали первые капли дождя.
— Прошу вас! Не надо, пожалуйста! — раздался крик. — Это моя вина! Это моя лента! Это я дала ее ей!
«Заткнись, Роза, опусти голову и держись подальше от этого», — подумала я.
Хлесть! Карла повернулась и ударила Розу так сильно, что Роза не удержалась на ногах, повалилась на свою соседку, та на следующую, и мне показалось, что весь ряд сейчас упадет, как домино. Роза упала в пыль. На ее платье расплывались первые капли дождя. Помочь Розе подняться никто не решался — все боялись Карлы. Я сдвинулась, чтобы помочь, но та отрицательно покачала головой.
— Как трогательно, — буквально выплюнула последнее слово Карла. — Солгать, чтобы выгородить подругу.
Она замахнулась ногой, собираясь ударить Розу сапогом. Я не выдержала.
— Оставьте ее! — крикнула я Карле. — Она ничего не сделала! Лента на мне!
Глядя мне прямо в глаза, Карла пнула Розу в живот. Затем подняла хлыст. Я ничего не могла с собой поделать, я съежилась от страха. Поскольку размахивать развернутым хлыстом в таком скоплении полосатых было неудобно, Карла ударила меня в лицо рукоятью, затем кулаками, а когда я упала на землю, ногами.
Роза несколько раз порывалась вмешаться, но тогда доставалось и ей.
Я прижала колени к груди, прикрыла руками голову, стараясь стать как можно меньше.
Мне хотелось крикнуть: «Это же я! Элла! Девушка, с которой ты постоянно болтаешь. Которую угощаешь тортом. Которая шьет для тебя замечательные наряды…»
Дождь хлынул сильнее, смешиваясь с кровью. Пыль превращалась в грязь.
Наступила тишина. Тяжелое дыхание Карлы.
Я рискнула приоткрыть глаза и увидела, что лицо Карлы перекосилось, словно брошенный в огонь лист бумаги. Глаза сузились до крошечных стеклянных бусин. Дождевая вода текла по ее щекам — жалкая пародия на слезы.
— Ты грязная свинья! Собачье отродье! — Она кричала. Из ее рта летели капельки слюны. — Ты паразит, мразь, грязь на моих сапогах!
Превозмогая боль, я повернулась, чтобы взглянуть на Розу. Она все еще лежала на земле, окруженная лесом полосатых юбок, из-под которых торчали костлявые ноги. Роза протянула мне навстречу руку. Я протянула к ней свою.
— Ты на самом деле думаешь, что можешь быть такой же милой, как я? — взвизгнула Карла. — Что я упаду так низко, что мне сможет понравиться такая, как ты? Чтобы стать красивой, мне не нужна ни ты, ни твое дурацкое шитье, я и без тебя найду здесь любую одежду. А ты ничтожество! Недочеловек! Мне плевать на тебя! Хоть сдохни!
Охваченная этой последней вспышкой ярости, Карла подняла ногу и со всей силы обрушила свой сапог на мою протянутую к Розе руку…
* * *
— Элла! Элла! Вставай, Элла!
Бабушка трясет меня. Я проспала школу? Опоздала на экзамен? Самый важный в моей жизни экзамен, а у меня все вылетело из головы, и нет ни минуты на подготовку. Я даже никак не могу найти класс, в котором проходит этот экзамен, — глаза опухли и не открываются…
— Элла!
Кому-то хочется, чтобы я встала, и меня поднимают на ноги две пары рук. Два незнакомца. Я пытаюсь приоткрыть глаза и вижу полоски. Пахнет кровью.
— Элла! Вставай, поднимайся! Как ты, в порядке?
Я буду в порядке, только пусть сначала мир прекратит бешено кружиться.
— В порядке, — невнятно отвечаю, с трудом шевеля разбитыми губами. — А ты?
— Нормально, — шепчет мне в ответ Роза и пытается хихикнуть, оценив, насколько далеко наше с ней состояние от нормального. Ее смех сразу гаснет, потому что у Розы тоже разбиты губы. Я тоже пытаюсь издать смешок, но у меня из носа выдувается кровавый пузырь.
Когда проверка наконец закончилась, мы с Розой, пошатываясь, поплелись в мастерскую, смешавшись с остальной стаей полосатых. Я по-прежнему ничего не видела вокруг и шаталась из стороны в сторону, поэтому Розе пришлось вести меня. Нет, меня здесь, в Биркенау, несколько раз били и до этого, но так — никогда. Обида и ярость были настолько сильны, что эти душевные муки почти заглушали во мне физическую боль.
Оказавшись в мастерской, мы сразу же направились к раковине. Надзирательница подошла ближе, взглянула на нас с Розой, все поняла и, брезгливо поморщившись, вернулась на свое привычное место. К счастью, Марты в мастерской еще не было.
— На шитье не накапай, — сказала Роза, и это лишь отчасти можно было считать шуткой, потому что за мной по полу действительно тянулась цепочка кровавых пятен.
Сбежались все, кто был в мастерской, окружили нас, забросали вопросами. Что случилось? Кто это был? Все в порядке?
Я открыла кран, сплюнула в раковину под струю бегущей воды и сказала:
— Я в порядке. Роза тоже. Ты ведь в порядке, не так ли, Роза?
— Обо мне не беспокойся, давай тебя в порядок приводить.
Бриджит, которая Ежик, передала нам влажную тряпицу, которой Роза осторожно промокнула мое лицо. И вот тут меня начало трясти. Я попыталась оттолкнуть тряпицу и согнулась от боли в руке, которую топтала своим сапогом Карла.
— Смотри, — ужаснулась Франсин. — Она сломана.
— Не глупи, — осекла ее Роза. — Это ушиб. Или растяжение. Ничего серьезного.
Я прижала руку к груди и захныкала, как раненое животное.
