Я склонилась над своим платьем, когда почувствовала внезапное странное оживление и подняла голову. В мастерскую вошел мужчина. Настоящий мужчина, человек противоположного пола.
Его появление буквально наэлектризовало воздух. Я заметила, как Бриджит провела ладонью по своей голове, как будто у нее еще были волосы вместо ежика. Франсин пощипала себя за щеки, чтобы они слегка порозовели. Даже Марта выглядела взволнованной — гормонам не важно, начальница ты или нет.
В Биркенау Они обычно держали полосатых мужчин и женщин отдельно друг от друга. Единственными мужчинами, которых мы видели по эту сторону колючей проволоки, были надзиратели и офицеры. А перед нами был мужчина-заключенный. Живое напоминание о наших отцах, сыновьях, братьях, мужьях и возлюбленных. Нет, у меня никакого возлюбленного не было. Бабушка с ума бы сошла при одной мысли о том, что какой-нибудь парень может пригласить меня на свидание. «Ты еще слишком маленькая, чтобы думать о таких вещах», — сказала бы она. И вообще бабушка советовала мне держаться от мужчин подальше, «особенно от таких, при виде которых у тебя подкашиваются ноги».
Это был молодой мужчина, может быть, всего на несколько лет старше меня. Сложно сказать, в Биркенау все полосатые выглядят стариками. Свою серо-голубую робу этот парень умудрялся носить так, что она сидела на нем как мундир и оставалась на удивление чистой. В грубых от постоянной работы руках он держал ящик с инструментами. Я думаю, что окажись этот парень в одной из сказочных историй Розы, он был бы младшим сыном — бедным, но удачливым, в конце заполучившим все.
У него было симпатичное лицо. Яркие глаза. Из-под шапочки выбивались светлые волосы, напоминающие шерсть золотистого ретривера. Я улыбнулась, подумав о том, как быстро нашлось этому парню место в моем, как любит выражаться Роза, зоопарке. Он Пес. Хороший Пес, не имеющий ничего общего с собаками надзирателей. Такие вытаскивают из-под кровати палку или старый носок и ждут, что хозяин с ними поиграет.
Но у меня нет времени на игры.
— Что он здесь делает? — спросила я у Розы, как раз проходившей мимо, чтобы взглянуть, как идут у меня дела.
— Пришел ремонтировать машины, — ответила Роза. — Только не говори, что тебе он тоже понравился.
— Ха-ха. Мне нужно работать. Франсин почти закончила подгонять рукава к своему платью цвета детской неожиданности…
И я уткнулась в свой желтый атлас, но спустя какое-то время почувствовала рядом чье-то присутствие.
— Что-то сломалось? — спросил Пес, опуская свой ящик с инструментами.
Мои ноги, кажется, не подкосились. Потому что я сидела.
— Моя машина в порядке, — ответила я, отодвигаясь дальше от него.
— Точно? Дайте мне посмотреть…
— Только не испачкайте атлас машинным маслом!
Я подняла лапку и убрала ткань, пропуская его к машине.
— Вам повезло, что она до сих пор работает. — Пес покачал головой.
— Правда?
— Ужасное напряжение. Пружины слишком тугие. Шпульки заржавели. Машину нужно каждую неделю смазывать. Или каждый день, если за ней много шьют. Это проблема всех здешних машин.
Я покраснела от страха. Моя машина грозит сломаться? О нет, только не сейчас!
— Вы наладить ее сможете?
— Постараюсь. — Он наклонился ниже, делая вид, что копается в пружине, уменьшая ее натяжение, и чуть слышно прошептал мне на ухо: — Я могу сделать так, что она никогда больше не заработает. И не будет больше у этих свиней новых модненьких платьиц. Пусть хоть голыми ходят, нам до этого нет дела, верно?
— С-саботаж?
Он прикоснулся двумя пальцами к козырьку своей фуражки, словно отдавая честь, и прошептал:
— Секундное дело, мэм.
Я оглянулась на стоящую в дальнем конце мастерской надзирательницу. Та стояла, прислонившись спиной к стене, и читала журнал.
— Я Хенрик, а ты? — прошептал Пес.
Как меня зовут? С каких пор противоположный пол интересует, как меня зовут? И с каких пор вообще кого-либо интересует мое имя, а не номер?
— Не важно. И перестань чинить мою машину. То есть прекрати ломать ее. Я хочу, чтобы она работала.
Хенрик удивленно поднял бровь.
Я в ответ тоже подняла свою бровь и сказала:
— Я портниха и должна закончить это платье. Это будет лучшее платье, которое я когда-либо шила.
— Прошу прощения, я думал вы рабыня, как все мы, — насмешливо поклонился мне Хенрик. — Но теперь я вижу, что вы шьете красивые платья для убийц!
— Я не рабыня!
— О, неужели, Они платят вам? И вы можете покинуть лагерь, когда захотите?
— Нет.
— Ну тогда вы… рабыня.
Я покачала головой:
— Это Они называют нас рабами. А внутри я… это я, Элла. И я шью.
Усмешка сползла с лица Хенрика.
— Молодец, — сказал он тихо. — Это другой разговор. Серьезно. Они могут лишить нас свободы, но нашего духа Им не сломить, верно?
Марта уже присматривалась к нам, готовая вмешаться при любом намеке на проблему. Хенрик быстро сделал вид, что исправляет неисправность в механизме моей машины, хотя ее там не было. Перед тем как уйти, он пожал мою руку:
— Держись, Элла. Есть сведения, что война скоро закончится… Мы даем отпор. Хорошие парни с каждым днем приближаются к нам.
Мое сердце радостно подпрыгнуло в груди.
— Мы побеждаем? Откуда тебе это известно? Ты получаешь известия? А передать что-нибудь из Биркенау на волю ты можешь? Мне хотелось бы дать знать моей бабушке, что со мной все в порядке, — лавиной хлынули из меня вопросы.
— Есть предложение получше. Почему бы тебе ей самой об этом не сказать?
— Что, нас так скоро освободят?
— Не совсем, — наклонился ближе ко мне Хенрик. — Просто скажу, что можно придумать способ, как тебе самой освободиться.
— Побег?
Хенрик со стуком закрыл свой ящик и шепнул, приложив к своим губам палец:
— Еще увидимся, Элла.
Я проводила его взглядом, пока он пробирался к выходу между нашими столами. Счастливый! Может ходить повсюду, словно нормальный человек. Я подумала, что у Хенрика, должно быть, есть очень влиятельные покровители среди привилегированных заключенных, которые помогли ему получить такую работу. Если они ему доверяют, значит ли это, что и я могу доверять Хенрику? Или это, напротив, означает, что я не должна ему верить?
— Что, и ты тоже? — сказала Шона, проходя мимо, и шутливо ткнула меня под ребра.
— Что я?
— Глаз положила на этого механика? — Она ущипнула меня за щеку и поспешила прочь, не дожидаясь, пока на нее накричит Марта.
